О том, в каких регионах России можно ждать открытия новых месторождений, повлияет ли декарбонизация на геологоразведку и как преодолеть кадровый "голод" в геологической отрасли, в интервью ТАСС на полях Гайдаровского форума рассказал генеральный директор "Росгеологии" Сергей Горьков.

— Сергей Николаевич, есть мнение, что искать полезные ископаемые в нашей стране уже негде. Уже все перспективное найдено, и нет никакого дальнейшего развития для геологоразведки. Вы согласны с этим утверждением?

— Так и не так. Сейчас нельзя отвечать на этот вопрос однозначно. Если мы говорим, прошла ли эра крупнейших открытий, которые были, например, в советский период, – наверное, можно сказать, да. Но эта эра прошла не только в России и в Советском Союзе, эта эра прошла в мире. В последнее время никто не открывает где бы то ни было слишком крупные месторождения.

Был этап развития человечества, когда потребовались нефть, газ и металлы. И к этому времени созрели технологии, с которыми можно было искать. До этого главными технологиями геолога были молоток и бурение ударно-канатным способом до 100 метров. Это было максимально, чего вообще человек мог достичь. Сейчас мы с вами бурим и до 5 000 метров.

За этот [советский] период много чего изучили, действительно. Ожидать таких крупных месторождений, как раньше, нельзя. При этом сама экономика, сами технологии извлечения позволили смотреть на месторождения иными глазами. Часть месторождений теми методами, которые раньше использовались, даже не обнаруживались. Я могу сказать, что эра крупнейших месторождений прошла, но еще много чего есть.

К примеру, Урал. На Урале мы каждый год находим золото, медь, цинк. Да, это не крупные месторождения, но средние, хорошие месторождения, которые эффективные, качественные, исходя из инфраструктуры очень хорошо разрабатываемые. Сейчас приходит время развенчивания геологических тезисов, которые существовали по ряду территорий. Считалось, что найти месторождение золота на Кавказе нельзя. Как ответ – в прошлом году мы поставили на госбаланс 90 тонн золота на Кавказе. Считалось, что и в Восточную Сибирь не надо ходить.

— Глава Роснедр Евгений Петров говорил, что геологоразведка, например, углеводородов в Восточной Сибири пока экономически нерентабельна…

— По сравнению с чем? С Западной Сибирью?

— Да, с Западной Сибирью.

— В Западной Сибири высокий коэффициент обводнения. Объем добычи большой, это правда. Но там нет новых месторождений, это в основном фланговые какие-то месторождения. Восточная Сибирь, я считаю, наоборот, перспективна, в значительной степени на газ. Нефть менее выражена, но тем не менее тоже перспективна. И мое мнение - там не будет крупных месторождений, но средние качественные месторождения точно будут. И они есть, в общем-то. Они открываются. И сейчас, если посмотрите, внимание крупных нефтегазовых компаний очень сильное на Якутию, именно на Восточную Сибирь. Да, это действительно более сложные сами по себе характеристики "ловушек", сложный разрез, это сложнее с точки зрения инфраструктуры. А замещать чем выпадающую добычу? Можем замещать Восточной Сибирью. И Арктикой.

— А как процессы декарбонизации могут повлиять на геолого-разведочную отрасль? Есть же какой-то углеродный след от бурения тех же скважин?

— Минимальный. Углекислота, которую мы выбрасываем, - это автомобили или суда, которые у нас ходят. У нас больше техники никакой особо нет. Мы не являемся производителями углекислого газа.

Скорее, проблема в другом. У декарбонизации другой вызов геологоразведке. Когда мы думаем про электроавтомобили, мы забываем, из чего производится электричество. Другой вопрос, из чего электричество должно быть, чтобы производиться более эффективно, дешевле и создавать меньший углеродный след. Это вопрос баланса. Куда будет двигаться, например, нефть из автомобильного сектора? Для нас это важно. При этом будет расти потребление газа, с моей точки зрения. Скорее всего, в геологоразведке нам нужно будет переключаться больше на поиск газа, чем на нефть, в перспективе какой-то, через, к примеру, 20 лет. Вот в этом, скорее всего, влияние декарбонизации. Наш углеродный след минимальный, он даже внимания не заслуживает.

— Собирается ли "Росгеология" искать перспективные площадки для захоронения углекислого газа? Не ведете с Роснедрами такую работу?

— У нас есть рабочая группа. Мы работаем с несколькими нашими партнерами как в нефтегазовой отрасли, так и в металлургической тоже. Есть одна из наших идей о том, что в принципе при определенном давлении на определенной глубине углекислый газ фактически изменяет свое состояние, он превращается в жидкую форму, перестает быть газом и не представляет никакую сложность для окружающей среды. Мы изучаем этот вопрос, это требует проведения целого разряда НИОКР, потому что требуется узнать, как собирать газ и какие пласты на каких глубинах можно было использовать для закачивания. Предположительно, одна из таких технологий имеет право на жизнь, мы ее изучаем.

Такой проект у нас есть, мы его формируем, изучаем. В прошлом году мы только его сформулировали для себя как постановку задачи, в этом году мы займемся более активно. Важна технология поиска таких типов пластов [куда можно закачивать углекислый газ], они должны отвечать определенным категориям. Вот на эти вопросы надо дать ответ: как их искать, как их определять, это геологическая задача. Общая технология нам понятна, но нужно провести пилотные испытания – как действительно себя при закачивания углекислый газ ведет. Это непростая задачка, но она технически решаема.

— Может ли закачивание углекислого газа в пласты стать в перспективе одним из направлений бизнеса "Росгеологии"?

— Почему нет? Но для этого сначала нужно создать продукт. Пока мы в стадии разработки этого продукта. Действительно, технология интересная. И мы ее отрабатываем.

— Сергей Николаевич, вы недавно рассказали, что "Росгеология" разработала новую стратегию развития геологической отрасли России. Какие основные направления у этой стратегии? Чем она будет принципиально отличаться от действующей сейчас стратегии?

— Мы в 2019 году разработали, а в 2020 утвердили новую стратегию "Росгеологии". Она показала свою живучесть как в 2020, так и в 2021 году. Но мы как "Росгеология" существуем в рамках общей стратегии отрасли. Если мы меняем себя, но не меняется отрасль, мы можем изменить только часть. И этого недостаточно. Поэтому мы приступили в прошлом году к разработке стратегии для того, чтобы представить ее и сказать, почему предыдущая стратегия устарела.

Она была сформирована немного в других реалиях. Там нет ничего про big-data, там ничего, связанного с искусственным интеллектом. А мы искусственный интеллект уже на скважинах используем по разным направлениям. При этом пришли новые вызовы - декаборнизации в тот период не было. Да, сейчас "хайп" по декарбонизации пошел, но она все равно же будет. Есть ли там вопрос металлов новой экономики? Нет вообще. Требуется совершенно другой взгляд на дефицитные металлы. Она [стратегия] не соответствует современным вызовам.

Прошлая стратегия очень жесткая. Мы считаем, что она должна быть более комплексная. Она должна учитывать интересы всех. Она должна мотивировать и вовлекать недропользователей, но при этом отвечать современным вызовам. Вызовы изменились? Изменились. Сложность поиска месторождений изменилась? Изменилась. Технологии меняются? Требования меняются? Меняется все. И отрасль тоже должна измениться. Ее нужно менять как систему управления, очевидно.

— Специалисты Роснедр участвовали в разработке этой стратегии?

— Нет. Это наша [разработка]. Мы готовы обсуждать ее, в прошлом году мы начали в экспертном сообществе ее обсуждать.

Сложно возразить базовым постулатам [действующей стратегии], потому что они логичные и понятные. Скорее вопрос в инструментарии. Нужно определить, где место и роль государства и недропользователей. Но при этом роль государства все-таки должна быть, я считаю, усилена. Особенно то, что связано с новыми металлами, дефицитными. Недропользователь же не думает про какие-то геополитические интересы, он думает про свою конкретную эффективность. Но есть же более важные интересы. Нужно ли заниматься импортозамещением? Нужно. Нужно ли дефицитные металлы, которые мы закупаем за границей, искать на территории России? Очевидно, надо. Такая страна, а пять-шесть видов металлов закупает просто.

— А на сколько эта стратегия соотносится с недавно принятой стратегической инициативой "Геология: возрождение легенды"? В ней, например, также содержится цель по поиску и добыче дефицитного сырья.

— Стратегия, наверное, в чем-то дополняет, в чем-то развивает эту историю. Просто это разной формы документы. То есть наш документ выглядит именно в виде стратегии с разработанными посылами. Это документ, который включает в себя другой немножко концепт и глубину. Инициатива "Возрождение легенды" также направлена не на поисковый этап, а на поисково-разведочный, то есть, когда уже месторождения почти готовы. А надо заниматься, кроме этого, еще и поисковым этапом, понимаете?

— На сессии Гайдаровского форума вы сказали, что геология испытывает сейчас серьезный дефицит кадров. Предусматривает ли разработанная "Росгеологией" стратегия решение этой проблемы? Может, сотрудничество с университетами?

— Предусматривает. Мы вообще достаточно большой раздел про научное сопровождение пишем еще, потому что наукоемкость геологии была высокая, а сейчас, к сожалению, она сильно упала. 

Советский Союз по поиску геофизических методов был первым в мире. С развалом Советского Союза вся научная отрасль развалилась. А сейчас новые вызовы, и наукоемкость еще выше. То есть она у нас упала, а нам нужно требования, наоборот, поднять. Качество самих научных институтов сильно упало за это время. Мы ставим задачу по изменению подходов к научному сопровождению геологии, их концептуально нужно менять, нужно отходить от классических НИИ, которые были, наверное, правильные в 1930-е, 1950-е, 1970-е годы, но не работает это уже так сейчас. Потому что сейчас технологии в геологии из разных отраслей. Вот геолог, геофизик и big-data. И где их поженить?

Голод в кадрах мы испытали даже по обычным профессиям в этом году. Рост такой большой был геологоразведки в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке, и просто не было людей даже обычной профессии – бульдозерист. С геологами еще сложнее, потому что отсутствие внимания к геологии породило то, что они уходили в другие русла. Требуются изменения в подготовке в вузах, новый подход. Здесь вообще требуется серьезная программа. Она, кстати, в Советском Союзе была, и ее нужно уже делать на новом историческом этапе. Просто одной романтикой здесь, к сожалению, не обойдемся, создать уже эту романтику очень сложно. Люди привыкли немного к другим условиям сейчас, по-другому воспринимают жизнь.