Введенные в этом году санкции против РФ не в последнюю очередь касаются минеральных ресурсов страны и возможности их разрабатывать. Может ли Россия сама обеспечить себя всеми видами полезных ископаемых, когда российская геологоразведка сможет полностью перейти на отечественное оборудование, а также об устаревших стереотипах о профессии геолога в интервью ТАСС рассказал руководитель Роснедр Евгений Петров в рамках Восточного экономического форума.
— Россия за последние полгода столкнулась с беспрецедентными санкциями, в том числе и против минеральных ресурсов. Как отечественная геологоразведка справляется с этим давлением?
— Сегодня мы справляемся очень успешно. Но чтобы говорить объективно, нужен, конечно, более длительный срок — хотя бы пара лет. В нынешних условиях важность минерально-сырьевой базы России кратно возросла. Мы — одна из самых богатых стран. У нас есть возможность сломать существовавшие барьеры, быть не просто сырьевой страной, а перейти в разряд ведущих стран с развитой экономикой, которая прежде всего базировалась бы не на экспорте сырья, а на экспорте конечной продукции.
Сегодня мы можем переосмыслить, перезагрузить наше понимание и сделать акцент на развитии внутреннего спроса, чтобы он порождал внутреннюю переработку минерально-сырьевой базы, не концентрируясь на экспорте наших ресурсов. Безусловно, это очень большая и тяжелая работа. Мы ее начали с коллегами, и, я думаю, в ближайшие несколько месяцев будут первые результаты.
— Какие первые результаты вы ждете?
— Одной из основных проблем была и остается зависимость от западного геологоразведочного оборудования. По ряду направлений работ она достигает 70%. Однако в последние месяцы наблюдается рост спроса на отечественное геологоразведочное оборудование — от насосов до буровых станков. Поэтому важно поддерживать российских производителей, чтобы они справились с возросшим объемом заказов и, главное, при этом не теряли качество. Минпромторг ведет активную работу в этом направлении.
Кроме того, я приверженец межотраслевых балансов. Государство должно четко понимать, какая добавочная стоимость формируется на каждом жизненном цикле продукта, что требуется, в каком объеме, по какой цене и в какой точке нашей страны. При этом мы также должны понимать, какое оборудование используется на каждом жизненном цикле месторождения, с какой энергоэффективностью и по какой стоимости, иметь его отраслевую технологическую карту. Только тогда мы будем четко понимать, в какое оборудование нужно инвестировать, чтобы оно соответствовало всем требованиям с точки зрения эффективности разработки месторождения.
В этом направлении мы уже запустили работу в рамках "Парка технологий". Мы разрабатываем технологические карты со всеми результатами использования оборудования или технологии на конкретных месторождениях в разных геологических условиях. Такие механизмы очень развиты во всем мире. Это будет прозрачная, логичная система, когда мы сможем оперировать своей ресурсной базой и знать, что нужно сделать государству по развитию оборудования, логистики, инфраструктуры. И главное — какой это даст эффект в средней и краткосрочной перспективе.
— В России достаточно активно использовались иностранные технологии, в том числе и в геологоразведке. Какие готовые решения по технологиям есть у российских производителей, чтобы снизить риски в геологоразведке на фоне ухода иностранных компаний?
— С технологиями по ряду направлений есть зависимость от западных стран, особенно в части микроэлектроники и программного обеспечения (ПО). У нас есть сложности с ПО, обеспечивающим как локальное, так и комплексное управление месторождением на всех этапах жизненного цикла. Многие внутренние процессы компаний глубоко завязаны на иностранном ПО. Это формировалось десятилетиями, и, несмотря на наличие на рынке хороших российских аналогов, не так просто за пару месяцев все поменять. На это нужны годы. При этом многие компании, в основном крупные нефтегазодобывающие, заранее начали переводить свои внутренние бизнес-процессы на российское ПО, и оно во многом превосходит западное.
Минцифры уже создали отраслевые комитеты, на базе которых компании предоставляют свои наработки по ПО и в сфере IT: строят дорожные карты, разрабатывают жизненный цикл месторождений и прогнозируют, какое программное обеспечение нужно задействовать на каждом его жизненном цикле, чтобы обеспечить бесшовное движение геологических данных и информации.
— А как обстоят дела с физическим оборудованием для геологоразведки?
— По-разному, в зависимости от вида сервиса. У нас в "железе" созданы очень хорошие аналоги, но есть серьезная проблема с микроэлектроникой, различной компонентной базой. Есть мелкая элементная база, аналогов которой в России пока нет. Поэтому говорить о том, что мы можем полноценно перевести весь сервис, например, для буровой, морской или сухопутной разведки полностью на российское оборудование сегодня объективно мы не можем. Но важно, что сегодня мы осознали: этим нужно однозначно заниматься. Я думаю, что через 1–1,5 года у нас будут практически полные аналоги необходимого геологоразведочного оборудования. Может быть, даже раньше. Вопрос в том, как быстро компании будут готовы переходить на отечественное оборудование. К примеру, в арктических регионах к использованию российского оборудования многие пока относятся с опаской. Объективно на это есть причины: не всегда дотягивает качество, сервисное обслуживание. Любая авария — это простой, а значит, потеря денег. Здесь очень важна скорость поддержки, наличие специалистов, запчастей.
— Да, сезон геологоразведки в Арктике небольшой…
— Полевой сезон небольшой, и главное, с расстояниями в Арктике доставить даже самую простую запчасть — это вопрос не часов, а недель.
— Какие основные направления работы Роснедра видят для себя в новых экономических условиях?
— Первая задача — сделать нашу ресурсную базу максимально достоверной и прозрачной, чтобы государство объективно понимало, какой объем запасов и какого качества стоит у нас на балансе. Например, в госбалансе до сих пор отражены месторождения, поставленные на баланс в советский период с учетом экономики того времени. Сейчас экономика кардинально поменялась. Госбаланс должен быть срезом объективной информации в текущих экономических условиях, на текущем уровне технологического развития отрасли.
Во-вторых, нам нужно сделать технологические карты, на которых было бы четко видно, на чем государству нужно сосредоточиться с точки зрения разработки технологий. Если у нас не будет собственных технологий, даже с нашей богатой ресурсной базой мы так и будем экспортировать сырье. А нам нужно уходить в более глубокую переработку. Эпоха крупных месторождений закончилась: мы сейчас изучаем очень сложные с геологической точки зрения, так называемые слепые месторождения, которые находятся на глубине сотен и тысяч метров. Здесь надо применять принципиально новые подходы и учиться работать с новыми геологическими рисками.
Третья задача — наличие качественного человеческого капитала. Сегодня перед нами стоят вызовы, требующие нестандартных решений и междисциплинарных подходов. Отрасли нужны креативные, умные и молодые геологи.
— Кстати, про месторождения. Роснедра и Минэнерго подготовили предложения по финансово-экономической модели для стимулирования разработки трудноизвлекаемых запасов нефти. В чем их суть?
— Мы меняем правила проектирования разработки месторождений. Когда компания будет выходить с проектным документом по месторождению, она должна будет представить цифровую геологическую модель, которая будет включать детальную экономическую модель разработки месторождения в текущем налоговом режиме. Если мы видим, что разработка этого месторождения в текущих налоговых режимах не рентабельна, то недропользователь будет направлен с представленным проектом в Минфин и начнет обсуждать необходимые преференции. Это существенно сократит сроки экспертизы и позволит более гибко подходить к разработке месторождений, определяя наиболее оптимальный сценарий. Это следующий шаг к динамическому государственному балансу полезных ископаемых.
— То есть Роснедра будут вовлечены в процесс определения необходимости налоговых преференций для трудноизвлекаемых запасов?
— Мы будем вовлечены, но в целом это компетенция Минфина. Мы будем верифицировать геологическую модель разработки месторождения и затраты по статьям, которые будет определять недропользователь: на бурение и другие работы. Экономическую модель будет считать Минфин.
— Россия продолжает импортировать некоторые виды полезных ископаемых — например, хром, литий, титан. Учитывая нынешние риски поставок, прорабатывается ли возможность разведки и добычи импортозависимых ресурсов на территории РФ? Насколько это рентабельно?
— Здесь есть два аспекта: насколько это рентабельно экономически сейчас для компаний и насколько это нужно стране. Почему мы импортировали некоторые виды полезных ископаемых? Потому что с экономической точки зрения их проще было закупать за рубежом, чем разрабатывать внутри страны. По ряду видов полезных ископаемых мы импортировали до 100%. Во-первых, качество некоторых видов полезных ископаемых за рубежом чуть выше, чем у нас. Во-вторых, определенные виды минерального сырья мы потребляем в совсем небольшом количестве, и экономически нам выгоднее их импортировать, чем разрабатывать целое месторождение.
В России сегодня есть достаточный фонд месторождений по дефицитным импортозависимым видам минерального сырья как по действующим лицензиям, так и в нераспределенном фонде. Но есть два аспекта, почему месторождения не вводятся в эксплуатацию. Первый и ключевой — отсутствие спроса со стороны промышленности. Для каких целей его добывать, кто будет конечным потребителем. Сегодня просто необходимо сделать акцент на глубокой переработке, стимулировать промышленность на развитие наукоемких технологий, которые и являются потребителем дефицитного сырья.
Кроме того, есть фактор "простоя" таких месторождений — это отсутствие современных энергоэффективных технологий добычи и переработки. И сегодня задача номер один — создать такой технологический ландшафт в стране, дать импульс большим, малым компаниям и государственным холдингам, чтобы они сконцентрировались на развитии технологий. Тогда наша ресурсная база по ряду направлений может стать экономически рентабельной.
— То есть в принципе мы себя можем обеспечить всеми необходимыми нам ресурсами?
— У нас очень богатая страна. Я сейчас даже, наверное, не назову тот вид полезного ископаемого, которого у нас нет в стране.
— В прошлом году вы говорили, что Роснедра разрабатывают на площадке ООН систему суверенного аудита полезных ископаемых. С введением санкций эта тема становится еще более актуальной. Когда вы создадите такой механизм и есть ли у него шансы на международное признание?
— Актуальность только возросла, как никогда. Вся работа в последние годы была направлена на снижение зависимости от западных финансовых рынков, доступности дешевого проектного финансирования. Последние события показали, что это было абсолютно правильное решение. И запрос со стороны добывающих стран кратно вырос. Все, даже те, кто критиковал развитие суверенного аудита полезных ископаемых, увидели двойные стандарты крупных международных аудиторов и финансового сектора, когда доступом к проектному финансированию фактически регулировались целые отрасли, и, к сожалению, не в пользу добывающих стран. Еще раз — актуальность и спрос на такой механизм огромные.
— Вернемся к внутренней повестке. Несколько лет назад частным компаниям предоставили возможность получать лицензии на геологоразведку во внутренних водах. Насколько сейчас этот механизм актуален для недропользователей и какой потенциал есть у такого вида геологоразведки?
— В прошлом году был небольшой спрос от нескольких компаний. Первые лицензии уже получены. Это такие участки недр федерального значения, как Усть-Обские 2, 3, 4 и Байдарацкий.
Сейчас рано делать оценки, компании еще только приступили к геологическому изучению. Но могу сказать, что проекты перспективные, поскольку возможна разработка этих месторождений с суши, что положительно скажется на экономике проектов.
— Все чаще сейчас говорят о необходимости создания в России геологической службы. Зачем это нужно и чем функционал такой службы может отличаться от того, чем вы сегодня занимаетесь?
— В Советском Союзе геология была под единым началом. Цели и задачи институтов и предприятий были увязаны в единый процесс. Потом многие предприятия были приватизированы, часть проектных институтов ушли крупным недропользователям и Академии наук. И именно тогда произошел разрыв горизонтальных и вертикальных связей. У нас практически исчезли предприятия, которые занимались разработкой оборудования, его испытаниями и внедрением. Вузовские программы оторвались от производства, отраслевые институты трансформировались в корпоративные центры компаний и были перепрофилированы на внутренние задачи.
Получается, что в системе Роснедр сохранился небольшой осколок от той советской системы, который не позволяет нам развернуться в полной мере, потому что выпали целые этапы геологического изучения. Эта разобщенность различных геологических предприятий создает колоссальные проблемы.
И когда я говорю про геологическую службу, я имею в виду необходимость восстановления горизонтальных связей, чтобы все работали на одну цель — обеспечение страны конкурентным минеральным сырьем для отечественной высокотехнологичной промышленности. Это не требует огромных усилий. На первом этапе необходимо хотя бы увязать ежегодные задачи учреждений Минобрнауки, Роснедр и предприятий недропользователей.
