Глава налогового департамента Минфина Алексей Сазанов рассказал “Ъ” о налоговых льготах для нефтяной отрасли и попытках стимулировать модернизацию НПЗ.
— Вы говорили, что видите очень большие выпадающие доходы по налогу на дополнительный доход (НДД). Есть ли оценка по году?
— На данный момент за 2019 год это 160 млрд руб. выпадающих доходов.
— Как вы их рассчитываете?
— Мы просто сравниваем налоговые условия, в которых были месторождения до перехода на НДД, и сколько они заплатили при новом режиме. Так получаем объем выпадающих доходов. Льготы, которые они имели до перехода на НДД, в данном расчете тоже учтены. Даже несмотря на это, мы видим, что есть существенная экономия на налоге. Это не окончательные цифры, поскольку компании еще не отчитались за четвертый квартал, пока не поданы годовые декларации. Предметно обсуждать проблемы, которые возникли с НДД, и итоговый объем выпадающих доходов по году мы будем в марте—апреле следующего года, когда представим все данные Минэнерго и компаниям, чтобы они могли оценить корректность наших расчетов.
— В какой группе вы видите больше всего выпадающих доходов?
— Сейчас больше всего приходится на вторую группу месторождений — 46%. Получается, что самый значительный объем абсорбировали месторождения, которые пользовались льготной экспортной пошлиной. На первую группу приходится 20%, на третью группу — 31%, на четвертую — 3%. По третьей группе, которая включает выработанные месторождения в традиционных регионах нефтедобычи, мы практически попали в ту оценку, которую нам давали в Минэнерго, 40 млрд руб. По факту выпадающие доходы по этой группе оказались побольше, они составили 50 млрд руб., но это разумное отклонение. Но когда по первой и второй группам нам говорили, что выпадающих доходов не будет, а мы получаем по ним больше 100 млрд руб., у нас, конечно, возникают вопросы.
— Как это могло случиться — считалось же, что с точки зрения выпадающих доходов там ноль?
— Совершенно верно, мы тоже ожидали именно этого, но по факту видим иную ситуацию. Мы снизили там НДПИ практически в два раза (а если учесть НДПИ и экспортную пошлину, то снизили суммарно в 2–2,5 раза) и ввели НДД. Так вот, НДПИ плюс НДД, которые платят эти месторождения, не компенсируют недополученных доходов по НДПИ и экспортной пошлине.
У нас есть подозрения, что некоторые месторождения, которые уже имели льготу по экспортной пошлине и НДПИ, перейдя на НДД, дважды получили льготу от государства: сначала используя каникулы по НДПИ, а потом перейдя на режим НДД и применяя пониженный коэффициент к базовой ставке НДПИ.
Напомню, что льгота по НДПИ была ограничена по времени или объему добычи. То есть в ситуации, когда у них уже истекли каникулы по НДПИ и они должны были бы платить полный налог, месторождения продолжают получать льготу уже в рамках НДД.
Это пока только одна из наших гипотез, мы еще не проанализировали досконально данные по месторождениям. Но если это действительно так, мы, мягко говоря, будем чувствовать себя обманутыми. И, соответственно, будем принимать какие-то оргвыводы с точки зрения донастройки НДД. Но окончательные выводы можно будет делать не раньше апреля следующего года.
— Логичным решением было бы устранение этого понижающего коэффициента.
— Как минимум. Более того, учитывая, что мы уже потеряли 100 млрд руб., мы захотим вернуть эти деньги. Если мы допустили ошибку, и действительно имело место некое злоупотребление нашим доверием, мы будем думать, как это исправить.
— Какие меры для компенсаций могли бы быть приняты?
— Наши расчеты в любом случае должно перепроверить Минэнерго. Я назвал одну из гипотез. Если гипотеза верна, и это основная проблема, мы будем принимать какие-то меры. Например, самая простая и понятная — это, как вы правильно сказали, не применять к таким месторождениям понижающие коэффициенты к НДПИ. Второй вопрос — как вернуть деньги, которые мы не получили в этом году. Понятно, что никто не требует в целом отменять режим НДД. Концептуальных изменений по четвертой или по третьей категории мы не видим, там все работает как мы ожидали. А вот по первой и второй категориям, если цифры подтвердятся, конечно, потребуется донастройка.
— Перечень месторождений под НДД планируется расширять? От компаний есть такие запросы?
— От компаний запросы есть. Но когда мы уже сейчас видим 160 млрд руб. выпадающих доходов, с нашей стороны было бы странно даже просто задуматься об этом.
— То есть, на ваш взгляд, эксперимент не удался?
— Подводить итоги эксперимента рано. Мы сразу говорили, что должно пройти три-пять лет, в процессе будем донастраивать систему. Но прежде чем говорить о расширении эксперимента, надо разобраться в объемах выпадающих доходов, которые мы видим на данный момент.
— Что касается НДД, появляется пятая категория для арктической зоны. Как вы относитесь к такому расширению применения НДД?
— Критерии арктической зоны, которые мы задали,— это Крайний Север. Под эти критерии попадают только те месторождения, где отсутствует какая-либо инфраструктура на ближайшие 300 км. Для разработки этих месторождений действительно нужны серьезные инвестиции в инфраструктуру. Без этих льгот там просто ничего не будет. Действительно, имеет смысл создать для инвесторов комфортные условия, чтобы они пошли туда, где вечная мерзлота — нет дорог, линий электропередачи, портов, нормальных аэродромов. Понимая это, мы создали пятую категорию. В данном случае мы практически ничем не жертвуем.
Там у многих есть лицензионные участки: у НОВАТЭКа, «Сургутнефтегаза», «Роснефти», «Роснефти» совместно с BP. Если компании на этих участках проведут поисково-оценочные работы и найдут там запасы, каждая из них сможет воспользоваться пятой категорией. Понятно, что там в основном нет запасов, только ресурсы. Кроме Пайяхи, в рамках которой на госбаланс поставлено 1,2 млрд тонн извлекаемого запаса.
— Как вы относитесь к этой оценке?
— Данные, которые я вижу,— это 150 тонн пускового дебета в сутки, 13 пробуренных скважин. Наверное, что-то там есть.
— Что-то?
— Не берусь судить. Я не геолог и не разработчик. В любом случае, предоставляя льготы, мы ничем не рискуем. Если там нет запасов, мы просто ничего не получим. Если же подтвердятся данные про 1,2 млрд тонн извлекаемых запасов, будет открыта огромная новая нефтегазовая провинция. Впрочем, это было бы крайне странно со стороны компании бурить 13 скважин, если там нет запасов.
— Хотелось бы узнать ваше мнение по поводу инвентаризации, итоги которой Минэнерго хотело использовать для оценки налоговой нагрузки в разных месторождениях.
— Результаты инвентаризации Минприроды, по которым у нас 62% рентабельных запасов, означают, что наша налоговая система работает. Ведь получается, что еще есть значительный объем запасов, в добыче которых компании будут заинтересованы. В этом случае просить какие-то дополнительные льготы по меньшей мере преждевременно. Мы можем в принципе в ближайшие пять лет ничего не менять. Это очень обнадежило нас, мы обрадовались таким результатам.
— Делали ли вы оценку влияния сделки ОПЕК+ на поступление нефтегазовых налогов? Когда идея, что цена важнее, чем объем добычи, может перестать работать?
— В течение ближайших пяти лет мы в любом случае, так или иначе, всю эту нефть добудем. То, что недополучаем сейчас, просто даст больший объем добычи через три-четыре года. У нас профицитный бюджет, поэтому я не считаю, что объем добычи сейчас имеет критическое значение. Мы в любом случае не получили бы столь весомого увеличения добычи, чтобы можно было говорить, что сделка ОПЕК+ нам как-то мешает или ограничивает рост доходов от нефтегазовой отрасли.
— Сколько в этом году составят затраты на демпфирующий акциз на топливо?
— Компании в этом году получат из бюджета по демпферу порядка 320–330 млрд руб. при текущей цене на нефть. Я могу с уверенностью сказать, что демпфер работает. Без него цены на топливо были бы выше на 15%. То есть если бы мы не ввели демпфер, цена за литр бензина могла быть больше на 4 руб., за литр зимнего дизтоплива — на 2–3 руб. Как видите, расчеты показывают, что этот механизм эффективен.
— Госдума в этом году уже не успеет принять законопроекты об арктических льготах и налоговом вычете для Приобского. Они начнут действовать задним числом?
— Мы внесли в правительство два законопроекта, один из них касается углеводородных участков и нефтехимии. Здесь есть два варианта: либо он будет действовать задним числом с 1 января, либо будет немножко сдвинуто запланированное начало действия льгот. Второй законопроект касается льгот по налогу на прибыль для компаний, которые получат статус резидентов арктической зоны,— возможность установления нулевой ставки как регионами, так и по федеральной части налога.
— Предполагаются ли льготы для твердых полезных ископаемых?
— Сейчас нет. Мы договорились с Минвостокразвития обсудить целесообразность этих льгот в первом квартале следующего года.
— Льготы для Приобского месторождения тоже будут действовать задним числом, соответственно?
— По Приобскому месторождению тоже можно или просто сдвинуть срок начала действия льготы, или распространить ее задним числом. Это будет решать правительство. Мы внесли законопроект.
— Будут ли компенсироваться выпадающие доходы бюджета при введении льгот для Приобского?
— Последняя редакция законопроекта предполагает нулевой вычет при цене нефти ниже базовой, заложенной в бюджете.
— Вы отказались от концепции налога на добычу попутного нефтяного газа (ПНГ)?
— Мы предложили компромисс. Нас просили не трогать ПНГ. Мы, в свою очередь, не можем трогать базовые доходы бюджета, потому что за счет них финансируются уже заложенные в бюджет расходные обязательства государства. В предложенном нами варианте при сегодняшней цене нефти вычет будет таким, как просит компания (46 млрд руб. для «Роснефти»). Но если цена нефти опустится ниже базовой, вычет предоставляться не будет. А между базовой и некой фиксированной ценой (сегодня это $65 за баррель) это будет линейная возрастающая функция.
— Это предложение уже согласовано в правительстве?
— На данный момент это предложение, которое внес Минфин. Мы недавно разослали законопроект по ведомствам, еще не получили их позицию.
— Вы отказались от налога на ПНГ для Приобского месторождения, но собираетесь ввести его для компенсации обратного акциза на сжиженный углеводородный газ.
— Моя позиция заключается в том, что не облагать ПНГ налогом — это странно. Опыт стран, в которых давно ведется добыча углеводородов, показывает, что ПНГ в основном облагается налогом — либо как газ, либо как нефть. При его целевом использовании там предусмотрены понижающие коэффициенты, льготы. Но мы единственная страна, которая установила нулевой налог на ПНГ, который даже не привязывается к его утилизации. Мы считаем, что это неправильно, потому что ПНГ — это полезное ископаемое, которое имеет природную ренту, а ею компании должны делиться с государством. При этом мы соблюдаем адресность — доходы от этого направляем в те отрасли, которые обеспечивают утилизацию ПНГ.
— Однако далеко не все проекты по пиролизу СУГ смогут претендовать на обратный акциз.
— Любой проект сможет претендовать на обратный акциз при условии инвестирования 65 млрд руб. в модернизацию производства.
— Расширение «Ставролена» ЛУКОЙЛа может претендовать?
— Если они проинвестируют 65 млрд руб. в новые мощности, да, получат обратный акциз.
— А «Запсибнефтехим» СИБУРа?
— В нынешней конструкции будет. Если «Запсибнефтехим» заключит инвестиционное соглашение и проинвестирует 65 млрд руб., он будет получать отрицательный акциз на весь объем СУГ, который направляет на пиролиз.
— Для компании это выглядит очень выгодным вложением. Вы оценивали, какие в результате будут расходы бюджета?
— 16 млрд руб. в год на СУГи по действующим проектам. Главным образом это, конечно, «Запсибнефтехим».
— СИБУР был главным сторонником того, чтобы была выровнена бюджетная поддержка пиролизов на нафте и СУГ. Предложенный вами обратный акциз на СУГ не обеспечивает выравнивания.
— Когда десять лет назад понизили экспортную пошлину на СУГ, а на нафту оставили, возник диспаритет, и компания занималась только экспортом. Если сейчас есть предложения выравнивать ситуацию, пожалуйста, можно это сделать. Но только остается нерешенным ключевой вопрос: кто за это заплатит? Мы, как Минфин, не против выровнять рентабельность переработки, но считаем, что забирать у одних и отдавать другим — это странно.
— С обратным акцизом на СУГ вы предложили элегантную схему — в итоге его профинансирует СИБУР за счет роста цены ПНГ из-за введения налога на него.
— Да, это наше предложение. Но больше половины расходов на это все равно будет из федерального бюджета. Мы предложили компаниям компенсировать только 3 тыс. руб. из 7,5 тыс. руб. отрицательного акциза на СУГ, который они будут получать. То есть примерно две трети берем на себя. На мой взгляд, это сбалансированное решение.
— В этом году Минфин и Минэнерго предложили увеличить обратный акциз на нефть для тех нефтеперерабатывающих заводов, которые заключат соглашения о модернизации. У вас есть понимание количества таких проектов и, соответственно, трат бюджета?
— Надо смотреть, кто заключит эти соглашения. Если все основные НПЗ заключат соглашения, то меры поддержки могут доходить до 100 млрд руб. к 2025–2026 годам. Но в обмен мы должны получить 1,3–1,5 трлн руб. дополнительных инвестиций до 2025 года.
— Кого вы подразумеваете под всеми НПЗ?
— Речь идет о тех, кому это могло бы быть интересно.
— Сколько это заводов?
— Примерно две трети от текущих. Думаю, что большинство заключит.
— Когда должны быть заключены эти соглашения?
— До середины следующего года. Может быть, уточним срок — до конца следующего года. Но в следующем году в любом случае, а мощности новые должны быть введены до 2026 года.
— Фактически это политика инвестиций бюджетных средств в модернизацию НПЗ, что приведет к существенному профициту нефтепродуктов. Вы не видите в этом проблемы?
— Я вижу проблему в обратном. И сегодняшние котировки на мазут лишний раз подтверждают мою гипотезу: если не принять никаких мер, мы останемся с кучей нерентабельных заводов, и не будем знать, что с ними делать. Поэтому заводы должны стать операционно рентабельными в изменяющемся мире. Для этого лучше сейчас заставить их модернизироваться, чтобы они были готовы выживать и без господдержки в ситуации, когда государство по тем или иным причинам не сможет ее оказывать в том же объеме. Немодернизированный завод в Центральной России не выдержит без государственной поддержки.
— В отрасли историю с инвестиционным коэффициентом описывают как очередную уловку Минфина — сейчас дадим денег для модернизации, а потом все льготы, включая обратный акциз на нефть, заберем, ведь заводы смогут выжить без них.
— Обратный акциз дается на основании закона. Какого-то плана обмануть у нас определенно нет. Но нужно понимать, что все зависит от макроэкономической ситуации, сейчас она стабильна. И мы также прекрасно понимаем, что мазут сейчас стоит в два раза дешевле, чем нефть. И это только первая ласточка.
— Но это может быть следствием введения новых правил IMO. Возможно, потом котировки восстановятся.
— А возможно, нет. И как тогда быть? У нас много заводов. Что со всеми ними делать, если они не будут модернизироваться? Особенно с их корзиной нефтепродуктов. Поэтому сейчас, когда у государства есть возможность как-то поддержать заводы, мы пытаемся подтолкнуть их адаптироваться к изменяющемуся миру. Понятно, что самое простое — бесконечно долго жить на игле государственных денег, той или иной поддержки. Но в жизни бывают разные ситуации, и нужно, чтобы заводы были готовы к ним. Мы должны знать, что наши заводы не закроются и будут продолжать работать, людей не уволят. В любом случае, инвестсоглашение — это добровольный механизм, мы никого не принуждаем к модернизации. Если вы нам не верите, у вас нет источников собственного финансирования или вы считаете инвестиции в НПЗ неперспективными, вас никто не заставляет.
