Дмитрий Конов: Мы снижаем зависимость от цен на нефть

Предправления «Сибура» Дмитрий Конов в интервью РБК рассказал, каким образом нефтехимическая компания намерена снизить зависимость от цен на нефть, какие проекты обсуждала с Saudi Aramco и почему никак не договорится с «Газпромом» о строительстве комбината на Дальнем Востоке

За последние три года у крупнейшего в России нефтехимического холдинга «Сибур» несколько раз менялись акционеры — в сентябре 2014 года Геннадий Тимченко продал 17% «Сибура» Кириллу Шамалову, который в апреле 2017 года перепродал этот пакет крупнейшему совладельцу компании, номеру один в списке богатейших россиян по версии Forbes Леониду Михельсону.

За это время в холдинге появились два иностранных акционера — китайские Sinopec и Фонд Шелкового пути, выкупившие по 10%, в каждой из этих сделок поучаствовал Михельсон. А с 2015 года «Сибур» строит нефтехимический комплекс «Запсибнефтехим» в Тобольске, который увеличит производство полимерной продукции холдинга более чем вдвое, добавив 0,5 млн т полипропилена и 1,5 млн т полиэтилена. Как изменение акционерной структуры сказалось на работе «Сибура», насколько «Запсибнефтехим» приближает его к IPO и какие новые масштабные проекты сейчас рассматривает холдинг, в интервью рассказал его предправления Дмитрий Конов.

Идем чуть быстрее и дешевле

— Основной владелец «Сибура» Леонид Михельсон недавно заявил, что новая точка отсчета для выхода компании на биржу — завершение строительства завода «Запсибнефтехим» в Тобольске, то есть не раньше 2019 года. В какой стадии реализация проекта? Не планируете пересматривать его бюджет, который ранее оценивался в $9,5 млрд?

— Насколько я понимаю, смысл высказывания Леонида Викторовича в том, что оценка компании должна включать в себя оценку «Запсибнефтехима» и этот процесс идеально было бы привязать к завершению строительства, но не обязательно. Поэтому с учетом ситуации на рынках и интересов акционеров IPO может быть и раньше, и позже. Это мое личное понимание. Но решение, безусловно, за основными акционерами.

Текущий график проекта предусматривает завершение строительства — этап mechanical completion — в 2019 году. Если грубо, сегодня профинансирована примерно половина проекта. И у нас остаются три источника финансирования — невыбранные линии под гарантии экспортно-кредитных агентств, которые были подписаны при заключении контрактов с Linde, Technip и ThyssenKrupp: мы их выбираем по мере доставки оборудования. Это важный источник финансирования в этом и 2018 годах. Есть небольшой остаток средств ФНБ и соинвесторов, который мы в ближайшие месяцы полностью используем. Третий источник — собственные средства компании. Как мы говорили, «Запсибнефтехим» обеспечен финансированием до конца срока реализации проекта.

— Но, объявляя годовые результаты в апреле 2017 года, вы говорили, что возможен пересмотр бюджета проекта в связи с изменением курса доллара и оптимизацией затрат. Принято ли решение о таком пересмотре?

— Сегодня мы видим, что бюджет «Запсибнефтехима» ниже $9,5 млрд. Мы постоянно фиксируем его корректировку внутри компании и в связи с постоянной динамикой не хотели бы публично ее озвучивать. Видим, что идем чуть быстрее и дешевле, чем планировали. Это не десятки процентов, но достаточно существенная сумма — речь о сотнях миллионов долларов.

— В 2015 году, когда только велись переговоры о продаже 10% «Сибура» китайской Sinopec, Михельсон говорил, что китайцы могут поучаствовать и в финансировании «Запсибнефтехима». Почему в итоге вы решили реализовывать проект самостоятельно?

— Мы изначально планировали реализовывать «Запсибнефтехим» самостоятельно. Он практически удваивает наши полимерные мощности, это более глубокий передел с большей маржинальностью. Но этот проект очень важен для компании не только с точки зрения объемов — он стабилизирует бизнес «Сибура», приводит в равновесие топливно-энергетическую и нефтехимическую части компании, значительно снижая зависимость от конъюнктуры цен на углеводородное сырье. Это ключевая причина, почему мы так мобилизуемся, но полностью финансируем проект сами и результаты, соответственно, оставляем себе.

— Если вернуться к теме IPO, скажите, во сколько вы сейчас оцениваете «Сибур»? Насколько вырастет его стоимость после запуска «Запсибнефтехима»?

— Объективной оценки вклада «Запсибнефтехима» в стоимость компании нет [и не будет] до тех пор, пока не произойдет какая-то новая сделка или реальное публичное размещение акций. Есть оценка, полученная в ходе сделок с Sinopec и Фондом Шелкового пути (руководитель Федеральной антимонопольной службы Игорь Артемьев в декабре 2015 года заявил, что Sinopec приобрел 10% «Сибура» за $1,338 млрд), к ней нужно прибавить существенный рост выручки, EBITDA и прочих финансовых показателей, поэтому верим, что «Запсибнефтехим» — это серьезное увеличение ее стоимости.

— После запуска «Запсиба» производство полимерной продукции увеличится более чем вдвое. Стоит ли ждать двукратного увеличения выручки?

— Здесь непрямолинейная логика. После запуска «Запсибнефтехима» мы перестанем продавать около 3 млн т сжиженных углеводородных газов (СУГ), которые, условно, стоят сейчас $350 за тонну, и начнем дополнительно продавать произведенные из этого газа более 2 млн т полимеров, которые будут стоить, например, $1000 за тонну. Достаточно простая математика: пропадет выручка от продажи СУГ, потому что они пойдут на дальнейшую переработку внутри компании, но появится выручка от продажи полимеров.

— Но производство полимеров — это более рентабельный бизнес?

— Да, более рентабельный бизнес, но его создание подразумевает существенные капитальные затраты. Если мы говорим о стоимости компании, то эти капитальные затраты учитываются, увеличивая долг и снижая стоимость акций. Мы зарабатываем деньги, берем кредиты и тратим их на создание проекта, который должен окупаться через более высокую выручку, прибыль и т.д.

— Есть еще один вопрос, связанный с вашими акционерами. В конце апреля завершилось несколько сделок, в результате которых доля Кирилла Шамалова снизилась с 20,9 до 3,9%, а пакет Михельсона увеличился почти до 50%. Тогда пресс-служба «Сибура» со ссылкой на цитату Михельсона объясняла эти сделки «планами по привлечению новых партнеров для наращивания промышленного потенциала». Речь шла о заблаговременной подготовке к IPO или возможно привлечение партнеров до IPO?

— Правильнее задать этот вопрос основному акционеру.

— Ваш основной акционер Леонид Михельсон также недавно заявил, что в конце мая встречался с делегацией из Саудовской Аравии во главе с председателем совета директоров Saudi Aramco Халидом аль-Фалихом и их очень заинтересовали проекты «Сибура». Известно ли вам, какие проекты обсуждались на этой встрече?

— Непосредственно в переговорах я не участвовал, особенно с учетом того, что большая часть проходила в полетах из Москвы в Сабетту (порт на Ямале), а потом в Петербург. Но я участвовал в подготовке и в короткой дополнительной встрече в Петербурге. Пока это скорее направления сотрудничества, чем какие-то конкретные проекты. Одно из направлений — это возможное тиражирование той бизнес-модели, которую «Сибур» реализует в Индии, когда российская лицензия используется для производства каучука на базе сырья с местного НПЗ.

Второе направление чуть более общее — и SABIC, и Saudi Aramco в последнее время очень активно наращивают ту часть своего бизнеса, которая связана с нефтепереработкой и нефтехимией. Они заинтересованы обсуждать свое возможное присутствие в других регионах за пределами Саудовской Аравии. Это обсуждение такого уровня: «Вы занимаетесь нефтехимией, мы занимаемся нефтехимией. Давайте посмотрим, может быть, есть какие-то проекты в России или сопредельных странах, которые нам обоим могли быть интересны».

Безусловно, когда это обсуждение шло, в рассказе о «Сибуре» звучало, какие у компании есть продукты, бизнесы и проекты. Но это опять-таки было общее обсуждение.

— А участие Saudi Aramco в капитале «Сибура» не рассматривалось?

— На той части переговоров, в которой я принимал участие, это не рассматривалось. Рассматривалось ли это в другом обсуждении Леонида Викторовича с коллегами из Саудовской Аравии, мне неизвестно.

— Скажите пару слов про реализацию совместного проекта по строительству завода каучуков в Индии. Изначально вы планировали начать стройку еще в 2013 году, но из-за вашего местного партнера Reliance старт проекта был отложен. Когда теперь начнется производство?

— Производство планируется начать в середине 2018 года. Проект действительно занял несколько больше времени, чем изначально планировалось. Но это связано не с особенностями нашего партнера, мы очень довольны сотрудничеством с Reliance и считаем ее одной из ведущих мировых компаний как в нефтепереработке, так и в нефтехимии. Если говорить про проект, то он связан с реализацией Reliance программы обширного расширения нефтеперерабатывающего завода в Джамнагаре. И мы занимаем небольшую часть в общем пакете расширения. Если совсем просто: наш совместный проект — это примерно 1/20 от общего бюджета их программы расширения. Срок пуска нашего совместного каучукового производства зависит от того, когда мы получим сырье с одной из новых установок в результате расширения НПЗ. Reliance перегруппировывала порядок ввода своих мощностей, поэтому наш совместный проект немного задержался на начальном этапе.

— А инвестиции в совместный проект остаются на прежнем уровне — $450 млн?

— Нет, потому что конфигурация проекта изменилась по сравнению с теми цифрами, на которые вы сейчас ориентируетесь. Изначально предполагалось производство только бутилкаучука, сейчас речь идет о производстве бутилкаучука и галобутилкаучука (используется для производства бескамерных шин), кроме того, мы увеличили мощность завода. Поэтому суммарные инвестиции будут больше, чем $450 млн. Информация о проекте в принципе публична, потому что он отчасти финансируется через проектное финансирование. Наше совместное предприятие недавно закрыло одну из сделок (в сентябре 2016 года Reliance Sibur Elastomers Private Limited, в котором «Сибуру» принадлежит 25,1%, подписала соглашение о предоставлении кредитных средств в размере $330 млн на десять лет для финансирования строительства завода в Джамнагаре).

Мы становимся сбалансированной компанией, слабо зависящей от цен на нефть

Бизнес «Сибура» зависит не только от газа, но и от нефти. Как вы оцениваете последнее соглашение ОПЕК с Россией о сокращении добычи нефти еще в течение девяти месяцев — до марта 2018 года? Поможет ли это укрепить цены на нефть? Закладываете ли вы какой-либо рост в своем бизнес-плане?
Мы не закладываем рост цен на нефть в своем бизнес-плане, мы сохраняем те же прогнозы, которые были в начале года: $45–50 за баррель. Цены на нефть влияют на наш бизнес разнонаправленно. Снижение цен влияет отрицательно на наш топливно-энергетический бизнес, а на нефтехимический бизнес — положительно: увеличивается маржинальность за счет падения стоимости сырья. Если говорить про компанию в целом, то при падении цен на нефть наши показатели в долларах сейчас незначительно ухудшаются — а в рублях значительно растут, — но не так сильно, как это было в 2007–2009 годах, когда топливно-энергетический бизнес «Сибура» был сравнительно больше по объему, чем нефтехимический. Разница уже сократилась за счет ввода новых полимерных мощностей в Нижегородской области, Тобольске, Перми и других регионах, а с запуском «Запсибнефтехима» мы становимся полностью сбалансированной компанией, очень слабо зависящей от цен на нефть.

— Расскажите, насколько велика зависимость «Сибура» от экспорта. По итогам 2016 года на Россию пришлось 58% выручки. Есть ли смысл наращивать экспорт?

— Прежде всего мы заинтересованы в развитии российского рынка. Чем ближе к производству продаем, тем меньше тратим на транспорт. Кроме того, есть и долгосрочный тренд на развитие отраслей-потребителей внутри страны — переработчики нашей продукции поставляют материалы для строительства, автопрома, ЖКХ, медицины и других сфер. Чем активнее мы будем обслуживать внутренние рынки, тем крепче мы будем зависеть друг от друга и тем надежнее будут наши каналы сбыта.

Но объемы «Запcибнефтехима» превышают внутренний спрос, поэтому продукция частично пойдет на внешние рынки. Как следствие, произойдет увеличение доли экспорта в нефтехимическом сегменте нашего бизнеса. Пока же базовые полимеры на 90% продаются в России.

— А куда вы будете продавать 2 млн т полимеров, которые ежегодно будет выпускать новый завод? У вас уже есть какие-то предварительные контракты?

— 2 млн т полимеров — это меньше 1% мирового потребления в соответствующих сегментах полипропилена и полиэтилена. К тому же за последнее десятилетие глобальное потребление полимерных продуктов устойчиво растет, примерно в полтора раза быстрее, чем их производство. При базовом спросе около 200 млн т полиэтилена и полипропилена в год рост потребления составляет примерно 8 млн т. То есть, по сути, каждый год мировому рынку нужно два или три проекта, подобных «Запсибнефтехиму». Поэтому с точки зрения реализации объемов мы чувствуем себя достаточно комфортно.

Наша бизнес-модель позволяет производить полимеры с существенно более низкой себестоимостью, чем у большинства наших мировых конкурентов. Мы строим мощности глобального уровня, где постоянные затраты на тонну ниже. Используем сырье, которое по достаточно высоким транспортным тарифам сегодня вывозится в европейскую часть РФ или на экспортные рынки Европы по железной дороге, и поэтому альтернативная себестоимость для переработчика ниже, чем у наших конкурентов в других географиях. Вместо этого производится другой продукт, который вывозить гораздо дешевле. Себестоимость логистики полимера на тонну примерно в три раза ниже, чем логистика сжиженного углеводородного газа.

— Почему полимеры настолько дешевле транспортировать?

— Сжиженный углеводородный газ перевозится по железной дороге в специальной цистерне, которая в одну сторону едет полной, а в обратную — пустой. Когда мы организуем такие перевозки, то оплачиваем транспортировку в обе стороны. Когда перевозятся полимеры, то используются стандартные контейнеры, которые все время как-то задействованы (на пути и туда, и обратно), поэтому получается существенно дешевле. Как это ни странно, основная часть экономики того комплекса, который у меня за спиной (показывает на строительство «Запсиба»), в том, что после его запуска по железной дороге не будет возиться сжиженный углеводородный газ в таком объеме, как сейчас.

— Но все же предварительные договора о поставке полимеров вы планируете заключать перед запуском «Запсибнефтехима»?

— Это возможно, но не критично. В отличие от СПГ или трубопроводного природного газа на рынке полимеров доминирует спот, а не длинные контракты с прописанными условиями. Если будут интересные предложения, мы, безусловно, такие контракты заключим.

— Насколько увеличится доля Азии в продажах «Сибура», который уже на 20% принадлежит китайским инвесторам, после запуска «Запсибнефтехима»?

— Увеличится несильно. На сегодня доля Азии в нашем портфеле около 7% — это в основном поставки каучуков и небольших объемов продукции органического синтеза. Мы видим, что часть продукции «Запсибнефтехима» поедет в Китай, но я практически уверен, что речь идет о не более 25% от общего объема производства. Мы посмотрим, как будет развиваться российский рынок, а затем — какие будут ценовые дифференциалы между европейским рынком и азиатским. Это определит, сколько продукции пойдет в Азию.

— У «Сибура» есть другой мегапроект, который ориентирован исключительно на Азию, — Амурский газохимический комбинат. Обсуждение идет уже почти четыре года, но по этому проекту до сих пор не принято инвестиционного решения. С чем связана такая неопределенность, если «Газпром» уже начал строительство Амурского ГПЗ, с которого планируется поставлять сырье на этот комбинат?

— «Газпром» строит Амурский газоперерабатывающий завод не для того, чтобы поставлять этан на ГХК, а для того, чтобы выделять гелий и азот перед отправкой на экспорт трубопроводного газа. Выделение азота — это техническое требование при поставке газа, гелий — это стратегический продукт, а пропан, бутан и этан образуются в процессе выделения гелия. Поэтому для «Газпрома» контракт на поставку этана — это лишь возможность дополнительной монетизации побочного продукта.

Я надеюсь, что мы достигнем соглашения об условиях поставок этана на газохимический комбинат. Мы достаточно далеко продвинулись в переговорах с «Газпромом», но физически контракта пока нет. Остаются вопросы по формуле цены, гарантиям поставок газа, нашим гарантиям по выборке этого объема. Договор заключается на несколько десятилетий, поэтому нужно очень детально анализировать и прописывать. Без контракта не может быть решения о реализации ГХК.

— Вы оставляете для себя возможность отказаться от реализации этого проекта?

— Отказаться можно от проекта, по которому принято решение. Но мы еще не приняли решения, поэтому термин «отказаться» не очень корректный.

Интересы менеджмента и акционеров полностью совпадают

— В конце апреля у вас произошли серьезные изменения в составе акционеров, стоит ли ждать аналогичных изменений в совете? Останется ли в нем Кирилл Шамалов и его представитель Денис Никиенко, которые по-прежнему занимают два из 11 мест?

— Этот вопрос стоит задать другим акционерам. На мой взгляд, нынешний состав совета работает качественно и продуктивно. О каких-то дополнительных планах и идеях изменения состава совета мне лично неизвестно.

— Но менеджмент не будет предлагать увеличить число независимых директоров? Сейчас у вас в совете только один независимый директор Рубен Варданян, а интересы основных акционеров и компании не всегда совпадают.

— У нас полностью совпадают интересы менеджмента и акционеров. Есть стабильная дивидендная политика, которой мы всегда придерживаемся. Эта дивидендная политика позволяет нам финансировать проекты расширения бизнеса компании, в том числе «Запсибнефтехим».