Уже в следующем году возобновляемая энергетика получит больше инвестиций, чем разведка нефти и газа. Европейские нефтяники смещают акценты не только из имиджевых соображений – им это выгодно, этого требуют от них банки и инвесторы. Доходность в чистой энергетике уже сопоставима с ископаемым топливом, которое называют stranded assets – активы, которые могут преждевременно обесцениться.

Для российской нефтяной отрасли это представляет возможные экзистенциальные риски.

Капитальный сдвиг

Доля ископаемого топлива в первичных источниках энергии (т. е. энергии в природном, непреобразованном виде – сырая нефть, природный газ и т. д.) в мире – 85%. Международное энергетическое агентство (МЭА) полагает, что она продолжит сокращаться. В том числе потому, что крупные нефтяные компании превращаются в более диверсифицированные энергетические и даже коммунальные. В 2021 г. 15% их капиталовложений пойдет в возобновляемую энергетику, которая, как ожидается, впервые получит больше инвестиций, чем разведка и добыча нефти и газа, отмечает в своем ежегодном «Энергетическом докладе» Майкл Чембалест, возглавляющий подразделение рыночной и инвестиционной стратегии в JPMorgan Asset Management. KPMG еще до пандемии ждала роста этой доли до 20% к 2030 г.

Проекты с более чистой энергией становятся более выгодны и с точки зрения финансирования, указывает Чембалест: стоимость привлечения капитала для проектов с солнечной и ветряной энергией составляет 3–5%, с газом – 10–15%, с нефтью – до 20%.

Банки и инвесторы становятся все более избирательны и требовательны – долгосрочные перспективы цен на нефть все менее ясны. Ископаемое топливо (нефть, газ, уголь) получило определение stranded assets – активы с сомнительной стоимостью, которые могут преждевременно обесцениться. В 2019 г. Европейский инвестиционный банк объявил, что перестает кредитовать компании, работающие с любым углеводородным сырьем, а норвежский Пенсионный фонд с активами в $1 трлн – что продаст бумаги компаний, занимающихся исключительно его разведкой и добычей, таких как Cairn Energy или Tullow Oil. «В Западной Европе давление на фонды по поводу доли в их портфелях компаний с большими объемами выбросов углекислого газа очень велико <…> Это давление со стороны более молодых людей и управляющих их пенсионными деньгами», – признал Джеймс Смит, финансовый директор Cairn.

Поскольку мир переходит к низкоуглеродной экономике, идет массовое перераспределение капитала, а оценка климатической ситуации становится необходимым навыком для инвесторов и управляющих активами, пишут аналитики Credit Suisse в отчете «Дорожная карта инвестора в энергетическом переходе». «[Чтобы выполнить Парижское соглашение] к 2050 г., капиталовложения, связанные с ископаемым топливом, должны сократиться на 40%, а с ВИЭ и электрической инфраструктурой – удвоиться. Поддержка энергетического перехода растет благодаря наращиванию государственных инвестиций (в мире объявлены «зеленые» стимулы по крайней мере на $1,7 трлн) и перераспределению частного капитала. Во втором случае тренд должен ускориться», – говорится в отчете.

Меньше нефти

По данным МЭА, в последнее десятилетие среднесуточный мировой спрос на нефть рос в среднем на 1,5 млн баррелей за год и достиг 100 млн в 2019 г. Базовый сценарий агентства предполагает рост спроса за 20 лет всего до 106,4 млн баррелей, но активная политика по реализации Парижского соглашения и энергетических целей ООН приведет к падению до 66,9 млн баррелей в сутки к 2040 г., говорилось в долгосрочном прогнозе МЭА, сделанном до пандемии.

Если в течение года-полутора появится вакцина от COVID-19, которую примут в большинстве стран, спрос на нефть восстановится примерно за три года и к 2025 г. достигнет 104 млн баррелей в сутки, полагают аналитики Bank of America (BofA). Но затем темпы его роста сильно замедлятся, а «после 2030 г. начнется необратимый спад» из-за распространения электромобилей. «В нашем базовом сценарии доля легковых электромобилей в мировых продажах вырастет до 34% к 2030 г. и 95% – к 2050 г.; это означает, что среднесуточный спрос на нефть достигнет около 105 млн баррелей в 2030 г. и снизится до 95 млн баррелей к 2050 г. Если же с середины 2020-х гг. грузовики тоже начнут уходить от топлива на основе нефти, спрос может упасть до 76 млн баррелей к 2050 г.», – считают в BofA. А ведь еще возможно развитие автотранспорта на водородных топливных элементах, что приведет к росту водородного рынка в разы, добавляют аналитики банка. Стратегия развития водородной энергетики, причем не только для транспорта, но и с целью сокращения вредных выбросов на производствах, от нефтепереработки до выпуска стали, включена в план ЕС по «зеленому восстановлению» экономики.

На дорожный транспорт, по данным МЭА, приходится почти половина мирового спроса на нефть, а включая авиа- и морской – более 50%.

Идти ли в разведку

Все это ставит перед нефтяными компаниями непростой вопрос – насколько активно продолжать инвестировать в разведку. На составление и реализацию плана разработки месторождения может уйти до $10 млрд и до 10 лет, прежде чем начнется регулярная добыча. «Доказанных запасов нефти в мире – на 50 лет. Перспектива снижения спроса из-за перехода на электромобили и политических изменений означает, что нам больше не нужна гигантская нефтеразведывательная промышленность, призванная удовлетворять все время растущий спрос. Лучше перенаправить ее специалистов и ресурсы в другие места», – считает Кингсмилл Бонд, стратег по энергетике в аналитическом центре Carbon Tracker (цитата по Financial Times), пишет vtimes.io.

Пандемия еще больше осложнила ситуацию. По оценке Rystad Energy, мировые запасы нефти, которые потенциально могут быть извлечены при нынешнем уровне технологий, сократились в этом году на 282 млрд баррелей – до 1,9 трлн барр.

Не возникнет ли дефицит

Сокращение инвестиций в разведку и разработку может привести к тому, что через некоторое время предложение нефти не сможет удовлетворить спрос и она снова подорожает. Уже эксплуатируемые месторождения обеспечат лишь половину необходимой в ближайшие 20 лет добычи, считает Эндрю Латам из Wood Mackenzie. Поэтому инвестиции в разведку необходимы; без новых капиталовложений производство нефти будет падать на 8% в год, газа – на 6%.

Значительная часть запасов – это трудноизвлекаемая нефть, связанная с большими расходами и вредными выбросами. Из-за этого компании не очень хотят их разрабатывать, что ограничит предложение.

Кроме того, ожидания перехода на электротранспорт, водород, биотопливо и ВИЭ могут в полной мере не сбыться, а с ними – и прогнозы сокращения спроса. «Ученые прогнозируют: чтобы удержать глобальное потепление в пределах 2 градусов, связанные с энергетикой выбросы углекислого газа должны снизиться на 25% к 2030 г., на 50% – к 2040 г. и достичь нулевого уровня на нетто-основе к 2070 г. Чтобы достичь этих целей и при этом поддержать рост экономики и населения, энергопотребление на душу населения в мире должно упасть до уровней, наблюдавшихся до 1970 г., углеродоемкость (интенсивность выбросов) поставляемой энергии – сократиться вдвое к 2040 г., а среднегодовой рост энергоэффективности – увеличиться вдвое», – пишут аналитики Credit Suisse. Даже при самых оптимистичных сценариях миру пока далеко до достижения этих показателей, отмечают они, но признают, что понимание необходимости срочных перемен растет в обществе, среди регуляторов и инвесторов.

В последние два века новому виду топлива требовалось около 40 лет, чтобы его доля в потреблении первичной энергии достигла 15–20%, указывает Чембалест со ссылкой на расчеты Вацлава Смила, заслуженного профессора факультета окружающей среды Университета Манитобы и члена Королевского научного общества Канады. Современные ВИЭ развиваются лишь около 10 лет.

Если удастся ускорить энергопереход и реализовать Парижское соглашение, тогда ответ на вопрос, можно ли сокращать инвестиции в разведку – «может быть, с оговорками», рассуждает Латам: «В этом случае потребуются только лучшие активы с самой низкой себестоимостью добычи».

Широкому распространению ВИЭ мешает ряд факторов, делающих их менее эффективными по сравнению с ископаемым топливом, например, меньшая удельная мощность, высокая потребность в территориях, перебои при подаче энергии. Поэтому необходимы государственное регулирование и стимулы, чтобы обеспечить приток капитала в эти области и технологии, которые позволят преодолеть эти недостатки, считают в Credit Suisse.

Стимулы и капитал будут, судя по намерениям Еврокомиссии (ЕК). Сегодня она представит план по ускорению «зеленого перехода», сообщило Euractiv со ссылкой на текст обращения председателя ЕК Урсулы фон дер Ляйен к Европарламенту. К 2030 г. выбросы углекислого газа в ЕС должны сократиться на 55% к уровню 1990 г., а доля возобновляемой энергии – вырасти до 38–40% (нынешние цели – 40% и 32% соответственно). Для этого потребление угля должно снизиться на 70% по отношению к 2015 г., а «нефти и газа – более чем на 30% и 25%» соответственно. Инвестиции в чистую энергию нужно увеличить «примерно на €350 млрд в год», «ускорение перехода позволит модернизировать всю экономику», говорится в документе.

«Решимость ЕС означает, что спрос на нефть и нефтепродукты будет сокращаться, причем ускоренными темпами. И на газ, по-видимому, тоже. Это радикально изменит европейский энергобаланс», – говорит Татьяна Митрова, директор Центра энергетики Московской школы управления «Сколково». Развитые экономики Азии – Япония, Корея, Сингапур, – судя по всему, идут той же дорогой, что и ЕС; в США взгляды сильно разделились, но многие, включая Калифорнию, продолжают выполнять цели Парижского соглашения, «зеленый курс» у кандидата в президенты Джо Байдена; Китай и Индия пока дают противоречивые сигналы, перечисляет она.

На опережение

«Уход с нефтяного рынка таких игроков, как Eni, BP, Shell, несколько облегчает положение тех, кто остается, особенно с низкими удельными затратами на нефтедобычу, – России, Саудовской Аравии. Но, учитывая объемы производства этих компаний, не думаю, что это нас спасет и оставшимся станет сильно легче», – говорит Митрова. Европейские компании – технологические лидеры, они задают отраслевые стандарты управления крупными проектами, экологичности, их уход может повлечь размывание этих стандартов, беспокоится она. Россия, правда, уже лишилась доступа ко многим таким технологиям из-за санкций.

Планы европейских компаний – проявление уже наметившихся трендов, на опережение которых они и пытаются действовать, считает Дмитрий Маринченко, старший директор отдела корпораций Fitch Ratings в Лондоне: «В структуре энергопотребления доля ВИЭ будет увеличиваться, нефти – уменьшаться. Долго считалось, что потребление газа будет расти, однако сейчас видно: есть риск, что темпы роста снизятся, а на более длинном горизонте оно тоже может начать падать».

Прогнозировать потребление и цену нефти сложно. Ясно лишь, что для российской нефтяной отрасли энергетический переход несет такие высокие риски, которых не было с 1970-х гг., когда сформировалась зависимость нашей экономики от углеводородов, рассуждает Маринченко: «Если планировать стратегию развития страны на длительную перспективу, нужно думать примерно так же, как европейские компании, – что мы сможем предложить рынку из-за изменения структуры энергопотребления, чтобы эти риски минимизировать». Пока же не только российские, но даже американские компании не рассматривают эти риски как экзистенциальные.