В результате новой сделки по сокращению добычи стран ОПЕК+, объявленной 10 апреля, российская нефтяная отрасль вынуждена будет урезать производство жидких углеводородов в 2020 году на 8,4%. Это самый низкий уровень с 1994 года, когда добыча в России после развала СССР падала примерно на 10% в течение трех лет. В абсолютном выражении сокращение добычи нефти составит около 46,6 млн тонн — большее падение наблюдалось в истории современной России только по итогам 1992 года (63 млн тонн).

При этом сокращение добычи, по крайней мере, в прогнозируемом будущем, не приведет к росту нефтяных котировок. Цены на нефть, согласно большинству прогнозов, в среднем до конца года едва ли существенно превысят $30 за баррель. Последний раз настолько низкие цены наблюдались в 2003–2004 годах ($29–38 за баррель марки Brent соответственно).

Такая убийственная комбинация объясняется сочетанием двух основных факторов.

Во-первых, последние пять лет рынок находится под давлением избыточного предложения нефти со стороны прежде всего сланцевых производителей в США. Сделка стран ОПЕК и России по сокращению добычи, заключенная в 2016 году, как показало время, только замаскировала эту проблему, но не решила ее. Вторым фактором стало влияние пандемии коронавируса: принятые в большинстве стран карантинные меры, масштаб которых еще два месяца назад было невозможно представить, привели к невиданному в истории падению спроса на нефть — на 15–30%, по различным оценкам.

Невостребованная нефть в феврале и марте ушла в хранилища, и к началу апреля стало понятно, что вскоре они переполнятся во всем мире. При таком развитии событий цены на нефть рухнули бы до уровня операционных затрат самых эффективных производителей, а остальным пришлось бы остановить добычу. Глава Российского фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев говорил о вероятности падения цен до $10 за баррель и даже ниже. Сходные оценки были и у Минэнерго.

Обоюдоострая сделка

Учитывая обстоятельства, рынок ожидал скоординированных действий от крупнейших мировых производителей — США, Саудовской Аравии и России. Проблема заключалась в том, что действия этих стран на нефтяном рынке в последние пять лет были разнонаправленными. США наращивали добычу, тогда как Саудовская Аравия и Россия вместе с союзниками в 2016 году образовали альянс ОПЕК+, договорившись сокращать добычу.

Поначалу задачей ОПЕК+ была стабилизация нефтяных цен, упавших из-за натиска сланцевой нефти, однако даже после того, как в 2017 году цены поднялись выше $60 за баррель, соглашение продолжало действовать. В результате, пока ОПЕК+ сокращали добычу, США увеличили ее на 3 млн баррелей в сутки. Однако на фоне роста цен Саудовскую Аравию это не беспокоило: страна была заинтересована в первую очередь в успехе IPO своей ключевой госкомпании Saudi Aramco, состоявшемся в конце 2019 года. Однако в России споры о целесообразности сделки становились все более ожесточенными.

В результате, когда в конце февраля спрос на нефть начал ослабевать из-за коронавируса, Россия отказалась поддержать идею Саудовской Аравии о дополнительном сокращении добычи. Логика российской стороны состояла в том, что бессмысленно поддерживать цену, в то время как страны, не входящие в ОПЕК+, не собираются сокращать ее, и пусть лучше рыночные силы приведут в равновесие спрос и предложение.

Для Саудовской Аравии это означало длительный период низких цен на нефть, притом что ее бюджет балансируется при цене около $80 за баррель. Эр-Рияд решил начать ценовую войну — резко увеличить добычу, чтобы одновременно снизить производство сланцевой нефти в США и заставить Россию вернуться обратно в сделку. Но на тот момент российские власти делать это явно не собирались — глава Минфина Антон Силуанов публично подчеркивал, что у страны есть резервы, достаточные, чтобы пережить четыре года низких цен на нефть.

Непредвиденный фактор

Снижение спроса из-за коронавируса сделало продолжение ценовой войны бессмысленным — цены уже упали гораздо сильнее, чем кто-либо мог предположить. Так, 1 апреля, когда истек срок сделки ОПЕК+ и Саудовская Аравия могла начать наращивание добычи, цена физической поставки североморской нефти North Sea Dated снизилась до $15,3, причем дисконт к июньскому фьючерсу на ICE составил огромные $9,45. Стоимость экспортных партий Urals в порту Усть-Луга, по оценке Argus, в этот день составляла $8,95 за баррель, минимум с марта 1999 года. При такой цене экспорт становится невыгодным, так как не покрываются даже операционные затраты.

После этого события развивались стремительно: 3 апреля президент США Дональд Трамп заявил, что страны ОПЕК+ сократят добычу на 10 млн б/с. На следующий день такой план подтвердил Владимир Путин, оговорившись, что сокращения возможны только при участии США. Однако 9 апреля только 22 страны, входящие в ОПЕК+, в целом согласовали сокращение совокупно на 10 млн б/с на май—июнь, затем на 8 млн б/с до конца года и на 6 млн б/с до мая 2022 года, хотя со своей квотой до сих пор не согласилась Мексика. Страны за пределами ОПЕК+ — США, Канада, Бразилия, Норвегия — никаких обязательств на себя не взяли.

Самые большие доли сокращения пришлись на Россию и Саудовскую Аравию, которые снизят добычу до 8,5 млн б/с каждая. Отсчет сокращения будет вестись от цифры 11 млн б/с, которая, по словам источников, не отражает какой-либо реальный уровень добычи сейчас или в прошлом, а была подобрана специально как некая условная точка отсчета.

В результате формально уровень квоты для России и Саудовской Аравии одинаковый — по 2,5 млн б/с. Однако реальное сокращение для России составит 1,8 млн б/с, поскольку добыча нефти в стране (без конденсата, который не учитывается в сделке) составляет 10,3 млн б/с (а не 11 млн б/с). Что касается Саудовской Аравии, то, если исходить из заявляемого ею текущего уровня добычи в 12,3 млн б/с, ее квота составит 3,8 млн б/с. Однако Эр-Рияд целенаправленно и активно повышал добычу в последние несколько недель. Если же отсчет вести от среднего уровня добычи Саудовской Аравии в первом квартале (9,8 млн б/с), то ее квота — всего 1,3 млн б/с. В любом случае доля России в этом сокращении добычи в рамках ОПЕК+ больше, чем когда-либо.

Другой ключевой фактор — срок соглашения, который будет гораздо более длительным, чем требуется для компенсации падения спроса из-за коронавируса.

Таким образом, Россия надолго оказывается связанной условиями сделки с Саудовской Аравией, в то время как те же США вновь получают свободу действий, если цены на нефть вырастут. Именно этого Россия стремилась избежать, не согласившись с условиями Эр-Рияда в начале марта. Таким образом, логика решений российского руководства за месяц, прошедший с распада сделки ОПЕК+ в начале марта, стала диаметрально противоположной.

Очевидного объяснения этому пока нет. Некоторые источники в правительстве говорят, что «необходимо было любой ценой остановить падение цен». Для этого требовалась договоренность с Эр-Риядом, в ходе которой пришлось пойти на ряд уступок. Другие собеседники считают, что в сделке с участием США и Саудовской Аравии были учтены помимо нефти и другие геополитические вопросы, что «подразумевает размены». Наконец, ряд источников призывают не воспринимать договоренности о размерах квот на 2021 и 2022 годы как догму. «Задача была договориться сейчас — если потом ситуация изменится и цены вырастут, квоты можно поменять»,— говорят они. 

Похабный нефтяной мир

Лучшей иллюстрацией крайне противоречивого отношения российских нефтяников к новой сделке стали высказывания главного публичного лоббиста примирения с Саудовской Аравией, совладельца ЛУКОЙЛа Леонида Федуна. В интервью РБК 11 апреля он сравнил договоренность с Брестским миром, «кода большевики в 1918 году были вынуждены по различным причинам пойти на сделку с Германией, которая была унизительной и тяжелой». По условиям Брестского мира, за которым закрепился эпитет «похабный», Россия в том числе отказывалась от Прибалтики, Украины, частично Белоруссии, в которых до войны проживала треть населения европейской части империи.

Подавляющее большинство собеседников в отрасли не отрицают необходимость сокращения добычи в нынешней экстраординарной ситуации. Они также согласны, что контролируемое снижение предпочтительнее, чем хаотичное закрытие скважин, в случае если бы цены на нефть упали достаточно сильно. По оценке консультанта Vygon Consulting Марины Мосоян, при падении цен на Urals до $10 за баррель снижение добычи действующего фонда скважин могло бы достигнуть 20% (около 85 млн тонн в год). При цене Urals $20 за баррель добыча может снизиться на 5%, в основном за счет трудноизвлекаемой нефти.

В ключевых нефтекомпаниях РФ официально пока не комментируют сделку. Однако у источников “Ъ” вызывают вопросы как минимум ее сроки. Двухлетнее соглашение означает значительный (до 30%) пересмотр инвестпрограмм и сдвиг новых проектов. В частности, под вопросом реализация таймырского мегапроекта «Роснефти», для которого компания с таким трудом получила налоговые льготы в 2019 году.

Что касается квот по сокращению, то, даже если с натяжкой признать вклад Саудовской Аравии и России в соглашение равным, про США такого нельзя сказать. По словам главы Минэнерго США Дэна Бруйетта, сокращение добычи в США до конца года может составить 2 млн б/с. Однако в апрельском прогнозе управления информации Минэнерго США закладывалось сокращение только на 1,2 млн б/с в 2020 году даже при средней цене Brent $33 за баррель. Отчасти объяснение в том, что многие сланцевые производители захеджированы от снижения цены.

Отдельное беспокойство связано с тем, что неясно, как выйти из нового соглашения. «Когда мы попытались ослабить прошлую сделку ОПЕК+, дело кончилось ценовой войной. В итоге саудиты добились, чего хотели, и вернули нас обратно, да еще и наказали высокими квотами. Едва цены поднимутся, как США начнут опять наращивать добычу. Если мы попытаемся выйти, снова будет война»,— описывает свои сомнения один из источников.

Осторожно, скважины закрываются

Квоты в рамках нового сокращения добычи будут распределены по тому же принципу, что и раньше: нагрузка ляжет на семь крупнейших компаний. Им придется сократить 1,8 млн б/с в мае—июне и 1,3 млн б/с во втором полугодии.

Поскольку газовый конденсат не включен в сделку, процесс не затронет «Газпром», а влияние на НОВАТЭК будет незначительным. Также добычу не должны будут сокращать проекты по соглашениям о разделе продукции и малые компании.

В конечном итоге почти половину сокращения возьмет на себя «Роснефть». При этом собеседники не уверены, что компании успеют так сильно сократить добычу за оставшиеся до мая три недели. В результате реальный объем сокращения может оказаться меньше заявленного.

По мнению собеседников, сначала компании будут сокращать добычу на высокодебитных скважинах, так как это быстрее и технически проще, а затем закрывать высокообводненные и наименее рентабельные скважины.

Марина Мосоян отмечает, что закрытие скважин — это большой технологический риск, в первую очередь связанный с неопределенностью физики и геологии месторождений. «Возобновление добычи на прежнем уровне возможно далеко не всегда. Однако при цене Urals ниже $20 за баррель в долгосрочном периоде такой метод сокращения издержек может стать популярным на двух третях действующих месторождений. В первую очередь недропользователи будут исключать высокообводненный фонд, который даже при недавних ценах ($60 за баррель) был на грани рентабельности»,— поясняет эксперт.

Между тем экспорт российской нефти может не снизиться вовсе, так как компании будут серьезно уменьшать загрузку НПЗ из-за слабого спроса внутри страны и сильного ухудшения привлекательности поставок за рубеж нефтепродуктов. Уже за первую неделю апреля, по данным Росстата, производство нефтепродуктов упало на 9%. В мае рентабельность переработки упадет еще сильнее из-за пятикратного снижения экспортной пошлины на нефть, что снизит таможенную субсидию для НПЗ.

Что касается внутреннего рынка, то, по оценке «Петромаркета», в начале апреля он перестал быть премиальным относительно экспорта из-за роста демпфирующего акциза, который НПЗ уплачивают в бюджет: он составляет уже почти 18 тыс. руб. по бензину, или половину оптовой цены.

Как жить на $25

В конечном итоге самой яркой особенностью новой сделки по сокращению добычи странами ОПЕК+ оказывается то, что цена нефти в результате не вырастет в ближайшие месяцы (пока не начнут сворачиваться карантинные меры), а в лучшем случае стабилизируется. При этом уже сейчас физическая нефть торгуется с огромным дисконтом к цене фьючерсов — для Brent дисконт в последнюю неделю доходил до $10 за баррель. Urals торгуется с дисконтом к физическим партиям Brent, который в марте вырос с $2 до $4–6 за баррель. В итоге если июньский фьючерс на Brent в четверг колебался в диапазоне $32–33 за баррель, стоимость Urals едва превысила $20.

Для бюджета это означает падение доходов от нефтяной отрасли в несколько раз. По оценке Дарьи Козловой из Vygon Consulting, в случае падения цен на Urals до $15 экспортная пошлина обнулится, а от НДПИ останется только несгораемый коэффициент — 428 руб. на тонну. В среднем за год объем бюджетных поступлений по НДПИ и пошлине составит около 200 млрд руб. Нефтепереработка при низких ценах также платит по демпферу — примерно 800 млрд руб.

Объем бюджетных поступлений от всей нефтяной отрасли в этом худшем сценарии составит около 1 трлн руб. Для сравнения: в 2019 году бюджет получил от отрасли (за вычетом расходов на обратный акциз для НПЗ и демпфер) почти 6 трлн руб. Дарья Козлова добавляет, что при цене Urals $30 за баррель и курсе 77 руб./$ «картина менее трагична»: общий объем платежей в бюджет, включая демпфер, может составить 3,5–3,7 трлн руб. в случае сохранения объемов добычи и переработки на уровне 2019 года.

Компании же при таких ценах перейдут на «план Б», который существует в их арсенале с кризиса 2008 года, полагает Карен Дашьян из Advance Capital. «В первую очередь будут заморожены все крупные инвестиции в геологоразведку. Будут, скорее всего, пересмотрены крупные инфраструктурные проекты, предусматривающие строительство трубопроводов и инфраструктуры для новых месторождений. Модернизация НПЗ и крупные проекты в области логистики нефтепродуктов также с высокой вероятностью будут заморожены»,— говорит он.

Сделка с ОПЕК+ означает повсеместную остановку нового бурения, что крайне негативно скажется на финансовом положении нефтесервиса и подрядчиков. «В 2008 году нефтекомпании стали разрывать действующие контракты с нефтесервисниками, не исключено, что ситуация повторится вновь»,— считает собеседник в нефтесервисной компании, добавляя, что тогда многие игроки ушли с рынка. Так, в Иркутской нефтяной компании заявили, что выступают за «партнерский подход и поиск компромиссного решения, в частности, на условиях приемлемой для новых реалий стоимости нефтесервисных услуг». Другие нефтяники обсуждать контуры и принципы работы в новой реальности пока оказались не готовы.