Вице-премьер Александр Новак рассказал РБК о причинах газового кризиса в Европе, шансах на сертификацию газопровода «Северный поток-2», новом центре газодобычи в России и влиянии коронавируса на цены на нефть в 2022 году.

— В 2021 году цены на газ в Европу достигли аномального уровня — более чем $2 тыс. за 1 тыс. куб. м, сейчас фьючерсы торгуются выше $1,4 тыс. Какие основные причины этого и какая роль у России в решении кризиса?

— Президент Владимир Путин неоднократно говорил, что Россия не имеет никакого отношения к кризису цен, который сегодня наблюдается в Европе. Многие экономисты и аналитики это подтверждали. Обратите внимание, высокие цены на газ не везде. В тех же США цены достаточно низкие — около $3,5–4 за MBTU (за 1 млн британских термических единиц). В Европе недавно было $30, сейчас — больше $50 [за MBTU].

Еврокомиссия целенаправленно отказывается от базовых принципов — от долгосрочных инвестиций в отрасль и долгосрочных контрактов в пользу спотовых контрактов. Спот предполагает удовлетворение заявок в ближайшее время, без понимания того, что будет происходить на рынке в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Это привело к тому, что летом 2021 года, когда необходимо было закачивать газ в подземные хранилища, сжиженный природный газ (СПГ), поставляемый по спотовым контрактам (условно, через биржу), на который рассчитывала Европа, ушел на другие рынки, которые были более экономически благоприятны. СПГ из США, Катара и Австралии в основном был направлен в Азиатско-Тихоокеанский регион. В итоге в Европе возник дефицит газа и выросли цены.

На рост цен очень серьезно повлияла и холодная зима. Из-за более длительного зимнего периода [2020–2021 годов] примерно на три недели сократилось время для закачки газа в подземные хранилища (ПХГ). Это не позволило за летний период создать запасы газа в необходимом объеме. Например, за зимний период было отобрано около 66 млрд куб. м из ПХГ Европы, а за летний период закачано всего 47,8 млрд куб. м. Сразу возник дефицит почти на 18 млрд куб. м. Рынок, конечно, ощутил, что есть недостаток газа.

Непонятно, насколько холодной будет эта зима. Особенно это касается первого квартала 2022 года. Но фьючерсные цены с поставкой именно в первом квартале уже реагируют, закладывая риски холодной зимы и недостаточных объемов газа, поэтому цены повышаются. Это обычная рыночная история.

В Европе падает собственная добыча газа. Например, с 2013 года поставки газа из Голландии уменьшились на 70%, а в целом добыча у европейских компаний снизилась на 22%. Старые месторождения истощаются, необходимы инвестиции в разработку новых. В основном в Европе это шельфовые месторождения, достаточно дорогие, требующие господдержки и привлечения дешевого финансирования. Но что мы наблюдаем? Даются рекомендации банкам не финансировать традиционные углеводородные проекты, в том числе по добыче нефти и газа. Это приведет к тому, что будет еще больше дефицита на рынке.

Европе надо иметь четкий прогноз топливно-энергетического баланса и по нему планировать в средне- и долгосрочной перспективе объемы потребления и поставок. Пусть будет спот и СПГ, но должны заключаться и долгосрочные контракты, которые гарантируют базовую составляющую поставок газа в Европу.

— Как вы объясняете отказ ЕС от долгосрочных контрактов в пользу спотовых?

— В последние годы политика ЕС направлена на то, чтобы снизить роль России и возможности поставок газа по долгосрочным контрактам. К тому же действия США нацелены на то, чтобы протекционистскими методами поставлять в Европу так называемую молекулу свободы. Мы слышали об этом несколько лет подряд. Для этого американцы целенаправленно увеличили объемы производства сжиженного природного газа. В 2015 году у них производство и поставки СПГ были близки к нулю, сегодня они поставляют почти 45 млн т в год по всему миру, поэтому они давили на европейцев, чтобы те покупали на споте СПГ. Но как только он стал дороже в Азиатско-Тихоокеанском регионе, этот газ частично ушел в Азию. Ничего личного, только бизнес.

По данным Минэнерго, по итогам 2021 года добыча газа в России вырастет на 10%, и мы увеличим поставки на внешние рынки на 9,5% по сравнению с прошлогодним уровнем. Это не только Европа, мы по всему миру поставляем.

Долгосрочные контракты продолжают действовать, «Газпром» их полностью исполняет — поставки идут в полном объеме. Нас обвиняют в том, что, мол, мы не поставляем в Европу дополнительные объемы газа. Заключайте долгосрочные контракты, мы будем готовы поставлять больше. Это предложение всегда действует.

— То есть физически мы готовы увеличить поставки газа?

— Физически мы готовы увеличить объемы добычи и поставок. Ресурсная база, которая есть в России, позволяет обеспечивать спрос европейских потребителей в любых объемах. Но, конечно, это не быстрый процесс, потому что политика, которая проводилась в ЕС, была направлена на сокращение спроса. «Газпрому» нужны долгосрочные контракты, потому что для увеличения добычи требуются большие инвестиции, которые должны окупаться в длительном периоде.

— Сколько времени может потребоваться от заключения новых долгосрочных контрактов до увеличения поставок, покрывающих дефицит газа на рынке?

— Любой инвестиционный проект с нуля — с начала разработки месторождения до начала поставок — это несколько лет. Конечно, у «Газпрома» есть и запасы. Но на сегодняшний день он в первую очередь ориентирован на поставки газа на внутренний рынок. У нас растет потребление, в том числе в рамках газификации. Прошлая зима была холодной, поэтому в летний период компании нужно было закачивать газ в свои подземные газовые хранилища в России. Для «Газпрома» самое главное — это надежное прохождение осенне-зимнего отопительного сезона.

— Как вы считаете, долго будут продолжаться ралли с ценами на газ в Европе?

— Трудно сказать, когда закончится период высоких цен. На мой взгляд, для этого должно быть предложение газа, которое обеспечит спрос в Европе в полном объеме. Должны быть созданы соответствующие запасы в ПХГ, необходимые для того, чтобы надежно проходить зимний период. Если бóльшая часть потребления в Европе будет обеспечиваться за счет долгосрочных поставок из России, Алжира и Норвегии, тогда будет более стабильная ситуация с ценами.

Ведь одна из причин энергетического кризиса в Европе — в отсутствии планирования. Надежда на рынок, на поставки газа на споте, которые сегодня есть, а завтра — нет.

— На пресс-конференции 23 декабря президент Владимир Путин объяснил прекращение поставок российского газа по газопроводу Ямал — Европа, которое вызвало очередной рост цен на бирже, отсутствием заявок от покупателей из Франции и Германии. Возможна ли приостановка поставок и по украинскому маршруту, если не будет заявок от потребителей?

— Теоретически, наверное, возможно, если не будет заявок. Покупатель газа выбирает наиболее выгодную для себя стратегию. Сейчас он может брать газ из подземных газовых хранилищ, который туда был закачан, например, по более низким ценам, чем есть сегодня на рынке. Это чисто коммерческая история. Но у нас есть обязательства прокачивать по украинскому маршруту не менее 40 млрд куб. м газа в год. И на сегодняшний день эта цифра уже даже перевыполнена.

— В качестве одного из вариантов решения энергетического кризиса в Европе Москва предлагала ускорить сертификацию нового газопровода «Северный поток-2». Когда он заработает?

— В 2021 году завершилось строительство газопровода по дну Балтийского моря. Это планировалось сделать раньше (в конце 2019 года), но из-за трудностей, которые возникали, в том числе и противодействия строительству, «Газпром» собственными силами достроил его в этом году. 11 июня была подана заявка в Федеральное сетевое агентство на сертификацию [«Северного потока-2»]. Сейчас идет рассмотрение этой заявки. Появились дополнительные требования, касающиеся того, что необходимо создать [отдельную] компанию, которая бы обслуживала участок газопровода, расположенный в 12-мильной зоне Германии.

Первая нитка газопровода уже заполнена [техническим] газом. Сейчас идет заполнение второй нитки, в ближайшее время оно закончится. Газопровод будет готов физически начать поставки газа для европейских потребителей.

Мы всегда отмечали, что это проект экономический, а не политический. В нем заинтересованы европейские потребители. Этот год показал, что долгосрочные контракты, инфраструктура, которая строится, — это основа энергетической безопасности Европы.

— Проблема запуска газопровода уже перешла из экономической плоскости в политическую?

— Политические вопросы, связанные с противодействием строительству «Северного потока-2», присутствуют уже давно. Мы неоднократно видели заявления различных политиков на этот счет.

— Есть ли гарантия того, что, например, в начале следующего года европейцы не выдвинут новые требования к этому газопроводу?

— От этого никто не застрахован. Но мы надеемся, что таких требований не будет. Проектная компания, которая реализует проект Nord Stream 2, строго действует в соответствии с европейским законодательством. Любые требования сверх действующего законодательства носят политический характер.

— Как вы оцениваете шансы того, что мы начнем поставлять газ по «Северному потоку-2» до конца первого полугодия 2022 года?

Из тех графиков по срокам сертификации, о которых мне известно, она как раз и должна завершиться в течение первого полугодия. Конец первого полугодия — это максимальный срок. Если коллеги будут в этом заинтересованы и сделают сертификацию быстрее, то можно начать поставки гораздо раньше.

— Глава «Нафтогаза» Юрий Витренко недавно выразил сомнение, что «Северный поток-2» вообще заработает когда-нибудь.

— За последние годы мы слышим много разных заявлений, в том числе о том, что газопровод не будет построен. Однако полгода назад он был достроен, проложены обе нитки по дну Балтийского моря. Было много противодействий, но тем не менее караван идет, и мы уверены в том, что по данному газопроводу газ будет поставляться в Европу.

— Как вы считаете, у Киева есть шанс сорвать этот проект?

— Мы считаем, что этот проект невозможно сорвать. Он построен в соответствии со всеми требованиями законодательства.

— У вас нет ощущения, что задержка запуска «Северного потока-2» связана с тем, что европейцы пытаются заставить Россию продолжать прокачивать газ через Украину, чтобы пополнять ее бюджет за счет доходов от транзита?

— Мы слышим такие заявления, в том числе от наших украинских коллег. Руководство того же «Нафтогаза» постоянно заявляет о том, что строительство «Северного потока-2» противоречит европейской энергетической политике и будет влиять на поставки газа в том числе через Украину. Но строительство любой инфраструктуры на долгосрочной основе — это благо для Европы, потому что в первую очередь это альтернативные конкурентные возможности поставок [энергоносителей]. Это как новая автомобильная дорога. Если есть несколько маршрутов из точки А в точку Б, для потребителя-автомобилиста удобнее и выгоднее, даже если это платные дороги, потому что возникает конкуренция за трафик, за поездки по этим дорогам.

Мы никогда не отказывались от поставок по газотранспортной системе Украины. Договор о транзите по 40 млрд куб. м в год через Украину подписан до конца 2024 года. Это достаточно приличные объемы газа. При выгодных экономических условиях и необходимом техническом состоянии, я думаю, что и после 2024 года, безусловно, будут бронироваться соответствующие мощности газотранспортной инфраструктуры Украины.

Но пропускная способность всей [экспортной] газотранспортной инфраструктуры не может быть равна объему потребления. Всегда должны быть свободный запас [пропускной способности] и конкуренция.

— Считаете ли вы, что назрел вопрос по увеличению числа экспортеров трубопроводного газа из России?

— По российскому законодательству только компания «Газпром» имеет право экспортировать трубопроводный газ. Сейчас рассматривается вопрос, касающийся агентской схемы. В любом случае экспортером газа будет «Газпром экспорт».

— Как вы считаете, стоит ли одобрить заявку «Роснефти» на тестовые поставки на экспорт 10 млрд куб. м по агентской схеме?

— Этот вопрос сейчас прорабатывается.

— Какой вариант разработки гигантских газовых запасов полуострова Ямал выбрало правительство — заниматься и добычей, и переработкой на полуострове или часть перерабатывающих мощностей перенести в других регионы с более благоприятным климатом и поближе к основным рынкам сбыта, например на Дальний Восток?

— Ямал обладает очень большими запасами газа. Его извлекаемые запасы достигают 17,3 трлн куб. м, что позволяет как реализовывать СПГ-проекты, так и обеспечивать поставки трубопроводного газа на внутренний рынок и на экспорт. Сейчас Ямал становится основной ресурсной базой для нашей газовой отрасли (традиционный центр добычи газа в России — Надым-Пур-Тазовский регион на юге Ямало-Ненецкого автономного округа).

Пока там реализуется только два проекта — «Ямал СПГ» и «Арктик СПГ 2». Их суммарная мощность будет порядка 39 млн т в год. Мы считаем, что к 2035 году на Ямале можно было бы как минимум удвоить эту цифру. Ресурсная база это позволяет, и надо развивать эти проекты.

— Газохимический кластер на Ямале, который обсуждался в правительстве, включает не только СПГ-проекты, но и газохимию.

— Возможно, что там будут отбираться соответствующие фракции, из которых будут производиться продукты газохимии в других регионах, например на Дальнем Востоке. Надо понимать, какой уровень этана содержится в конкретном месторождении. В зависимости от этого будут приниматься различные схемы, каким образом и где выгоднее его перерабатывать.

— Еще одна возможная причина высоких цен на газ в Европе — энергопереход, о котором сейчас много говорят.

— Безусловно, это одна из причин. Политика ЕС направлена на то, чтобы исключить углеводороды, которые на сегодняшний день составляют 85% в мировом энергобалансе. В Европе доля угля и нефти, которые считаются самыми углеродоемкими, — 46% энергобаланса. Для сравнения: в России она занимает лишь 34%. То есть они хотят прекратить финансирование проектов в этой отрасли, закрыть все угольные станции и отказаться от атомных электростанций. Чем тогда они будут снабжать своих потребителей?

— Ветряками и солнечными электростанциями.

— Может быть, через нескольких десятков лет они и будут обеспечены полностью энергией солнца, ветра и других возобновляемых источников энергии, а также водородом, который становится новым источником энергии, но этот процесс должен быть постепенным и плавным. Поэтому он и называется энергопереходом, а не энергоизменением в один миг или энергореволюцией.

Международное энергетическое агентство выпустило отчет, в котором предложило уже начиная с 2021 года прекратить финансирование и поддержку всех проектов, в которых есть хоть немного углеводородов. Это какая-то безумная политика, которая никак не просчитана. Ведь достичь углеродной нейтральности и выполнить требования климатической повестки о повышении температуры не выше 1,5 градуса до 2050 года можно и другими способами, не в ущерб каким-то отдельным отраслям экономики или обеспечению энергетической безопасности.

Совсем необязательно отказываться от угольных проектов, от добычи нефти и газа. Углеродная нейтральность — это баланс между выбросами CO2 и их поглощением. Наверное, можно создать условия для поглощения СО2. Компании работают над климатическими проектами, в том числе высаживают леса и ухаживают за этими насаждениями. Кроме того, еще есть множество разных способов [улавливания и] утилизации СО2, закачки в пласты и так далее.

— Для России не приемлем энергопереход в том виде, который происходит в Европе?

— Я бы не сказал, что не приемлем. Мы подписали Парижское соглашение, наша делегация участвовала в международном климатическом саммите в Глазго во главе с вице-премьером Алексеем Оверчуком.

Мы тоже считаем, что необходимо заниматься климатической повесткой и экологией. Но у нас есть своя стратегия в этом направлении. Президент поставил задачу достичь углеродной нейтральности в нашей стране к 2060 году. Это амбициозная задача на 40 лет, потому что мы все-таки энергетическая страна. Мы очень плотно этим занимаемся. В этом году правительство приняло Стратегию социально-экономического развития с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Сегодня большая работа ведется в этом направлении, даже без того хайпа [из-за климатической повестки], который мы наблюдаем во всем мире. Мы занимаемся повышением энергоэффективности, снижением энергоемкости. Еще несколько лет назад была поставлена задача о повышение доли утилизации попутного нефтяного газа до 95%. За эти годы мы повысили уровень утилизации на 7 процентных пунктов. Сейчас уже дошли до 85–86% в среднем по стране, а многие компании имеют более высокий уровень утилизации.

У нас есть программа поддержки возобновляемых источников энергии, которая реализуется с 2014 года (в этом году правительство продлило ее до 2035 года), и четкое понимание развития атомной энергетики.

Уже сейчас наш энергетический баланс более экологически чистый и диверсифицированный, чем даже в крупных странах Европы, США и КНР. У нас доля атомной генерации, гидрогенерации и возобновляемых источников энергии составляет 40,8%. Если добавить туда еще газ (это достаточно экологичный источник энергии по сравнению с углем и нефтью), мы выходим на уровень 86%. Дальше мы ставим перед собой еще более амбициозную задачу — к 2050 году увеличить долю возобновляемых источников энергии вместе с атомной и гидрогенерацией в энергобалансе до 56%, а с учетом газа — 95,3%.

— Но в Европе и других странах пока не признают атомную энергию «зеленой».

— Да. Мы считаем, что это «чистый» источник энергии. Мы активно продвигаем эту повестку (признание атомной энергии), у нас есть сторонники — несколько стран Европы, Китай, США. На мой взгляд, энергобаланс Европы без атомной энергетики не вытянется до конца. Тем более с учетом политики, направленной на снижение доли газовой генерации и отказа от угля. Поэтому атомная энергетика будет развиваться. Сегодня в мире доля атомной энергетики составляет около 10% энергобаланса. При достижении углеродной нейтральности необходимо ее увеличивать. В России доля атомной энергетики в энергобалансе составляет 20%, при этом принято решение довести долю атомной энергии до 25% к 2050 году.

— Какие аргументы приводят европейцы против признания атомной энергии?

— Наверное, это политика, которая была принята «зелеными» в Германии, авария на «Фукусиме» в Японии. Но на сегодняшний день все сделали выводы [из произошедших аварий на АЭС]. Появились новые технологии защиты, так называемые «3+», которые исключают случаи потери источников энергоснабжения самой атомной электростанцией. Ведь отсутствие такой защиты было основной проблемой при авариях на АЭС.

Сейчас реакторные блоки, которые строит «Росатом» — лидер на этом рынке, соответствуют самым высоким требованиям по безопасности. Второе направление, над котором мы работаем, — это реакторы малой мощности, от 5 до 200 МВт. Уже первая такая станция была построена на плавучей платформе и снабжает Чукотский автономный округ — население и промышленность. Малые атомные станции могут быть более выгодными в труднодоступных и удаленных районах, куда нет необходимости тянуть дорогостоящие электрические сети. В ближайшее время у нас будут построены и поставлены реакторы малой мощности для энергоснабжения Баимского горнообогатительного комбината на Чукотке, «Росатом» также планирует поставить реактор малой мощности в Якутии. Мы считаем, что у этого направления большие перспективы для экспорта, и мы планируем здесь занять до 20% мирового рынка.

— Как вы оцениваете результаты действия соглашения о сокращении добычи ОПЕК+ в этом году? Удалось уладить разногласия среди его участников?

— Год отработали хорошо, в соответствии с теми договоренностями, которые были достигнуты в апреле прошлого года. На мой взгляд, совместные действия [участников ОПЕК+] показали позитивный результат, ради которого в принципе соглашение и подписывалось. Рынок был стабилен, постоянно растущий спрос в этом году был обеспечен восстановлением добычи. Мы ожидаем, что общий объем спроса в 2021 году вырастет примерно на 4,5–5 млн барр. в сутки. Для восстановления добычи на том уровне, который был до введения ограничений в 2020 году, мы ожидаем рост спроса в следующем году еще примерно на 4 млн барр. в сутки.

— Это означает, что мировая экономика адаптировалась и локдауны уже больше так сильно не влияют на потребление нефти?

— Произошел серьезный отскок в мировой экономике после падения в прошлом году (в первую очередь из-за локдаунов). Сейчас мы наблюдаем, что даже распространение новых штаммов коронавируса «дельта» и «омикрон» не так влияет на сокращение мобильности населения. Правительства многих стран адаптировались и меньше их «закрывают». Конечно, на это влияет и вакцинация — в 195 странах уже сделаны миллиарды доз вакцин. В итоге, несмотря на продолжающуюся пандемию, потребление нефти все равно растет. Это говорит о том, что экономика продолжает восстанавливаться. В следующем году рост продолжится.

— 4 января состоится очередная министерская встреча ОПЕК+. При каких условиях участники соглашения могут пересмотреть свое решение и начать сокращать добычу? Например, стремительное распространение штамма «омикрон» в Европе может на это повлиять?

— Мы будем мониторить ситуацию и смотреть, как будет вести себя рынок и формироваться баланс спроса и предложения.

— Крупнейшие потребители нефти, такие как США и Китай, просили ОПЕК+ еще больше увеличить добычу, чтобы сбить цены. Почему вы все-таки не стали этого делать?

— Потому что мы системно подходим к этому вопросу, у нас долгосрочное видение развития ситуации на рынке. Мы считаем, что для рынка более правильно в среднесрочной перспективе обозначить, насколько мы будем повышать добычу при росте спроса. Добычные компании должны понимать заранее, какие инвестиции планировать, чтобы обеспечить увеличение добычи. Мы же не можем постоянно обеспечивать колебание добычи — вверх, вниз. И надо учитывать, что в зимний период обычно происходит падение спроса — на 2 млн барр. по сравнению с летним потреблением.

При этом некоторые страны, которые с этими вопросами обращаются к ОПЕК+, например США, почему-то не призывают свои компании увеличить добычу сланцевой нефти, существенно снизившуюся за последние два года. Они, наоборот, целенаправленно ограничивают свою добычу. Мне кажется, в их действиях есть противоречие.

— США и Китай заявили о готовности распечатать свои стратегические резервы нефти. Как это может повлиять на рынок?

— Мы, безусловно, мониторим такую информацию. О планах выпустить на рынок часть своих запасов объявили США, КНР, Южная Корея, Великобритания и Индия. Суммарно речь идет о 50–60 млн барр., из них США планируют выбросить на рынок 30 млн барр. в январе—феврале 2022 года. Но в мире потребляется примерно 36 млрд барр. в год. То есть появление дополнительных 50–60 млн барр. на рынке — это не тот уровень, который может серьезным образом повлиять на баланс спроса и предложения. Мы считаем, если даже и будут какие-то вбросы, их влияние на рынок будут иметь краткосрочный эффект.

— Какую цену на нефть вы ожидаете в следующем году?

— Сейчас цена на нефть примерно $75 за баррель. Для нас в следующем году будет комфортна цена $65–80 за баррель. Я специально беру такой большой диапазон, потому что не исключается волатильность на рынке. В принципе у нас бюджет в 2021 году балансируется при $43,3 за баррель, на 2022 год заложено $44,2, а прогноз социально-экономического развития предполагает более высокие цены.

— К сентябрю 2022 года участники сделки ОПЕК+ должны выйти на допандемийный уровень добычи, а к концу года заканчивается действие соглашения. После этого ОПЕК+ продолжит существовать?

— У нас есть хартия, которую подписали 24 страны — участницы соглашения ОПЕК+, рассчитанная на бессрочный период сотрудничества. Оно точно будет продолжаться [после 2022 года] в формате консультаций, обмена информацией, аналитическими данными и так далее. Необходимость совместных действий по корректировке добычи обусловлена только ситуацией на рынке. Мы не знаем, какой она будет через год.

— Как вы оцениваете перспективы появления газовой ОПЕК?

Переговоров на этот счет никаких не ведется. Форум стран — экспортеров газа, который уже много лет успешно работает, объединяет чуть более 15 стран — производителей и экспортеров газа. Но у этой международной организации нет задачи регулировать рынок. Есть задача обмениваться мнениями и технологиями, проводить совместные исследования, консультации, делать прогнозы относительно газового рынка.

Мировой рынок нефти достаточно развитый относительно добычи, поставок и биржевой торговли. А рынок газа, наверное, пока еще не так развит. Трубопроводные поставки продолжают занимать значительную долю, хотя доля СПГ растет. Ожидается, что в ближайшие годы их соотношение составит 50 на 50. Но это еще не тот уровень, когда газ может стать таким биржевым товаром, как нефть. Возможно, тогда [при достижении поставок СПГ 50% рынка] появятся предпосылки для регулирования. Сейчас это просто невозможно.

— Министр энергетики Саудовской Аравии принц Абдель Азиз бен Сальман заявил 14 декабря, что объем мировой добычи нефти может упасть на 30% к 2030 году в случае недостаточных расходов на энергетику. Как вы считаете, насколько велики риски недоинвестированности отрасли?

— Наверное, теоретически это осуществимо, но тогда на рынке будет коллапс. Но при этом невозможно на 30% снизить потребление нефти к 2030 году. Как можно снизить производство, если будет спрос?

— Хватает ли сейчас инвестиций в нефтяную отрасль в России, чтобы обеспечить необходимый объем нефти к 2030 году?

— Наши компании реализуют свои долгосрочные планы по добыче, исходя из прогноза потребления нефти на мировом рынке и с учетом снижения доли углеводородов [в энергобалансе]. До 2030 года мы прогнозируем сохранение добычи в России на уровне 550–560 млн т. Это прописано в стратегии развития энергетики до 2035 года. Распределение между внутренним рынком и экспортом будет зависеть от ситуации на рынке.

— На какие прогнозы снижения глобального спроса на нефть в ближайшее десятилетие вы сейчас ориентируетесь?

— Снижения? Вообще-то я ориентируюсь на прогноз увеличения спроса. В следующем году ожидается потребление примерно 100 млн барр. в сутки во всем мире. Думаю, что оно увеличится до 110 млн барр. к 2030 году. Физические объемы нефти вырастут, но ее доля в энергобалансе уменьшится.

— По данным Росстата, с 1 января по 20 декабря 2021 года цены на бензин в рознице выросли на 8,7% при инфляции на уровне 7,98%. Почему не удалось удержать розничные цены в пределах инфляции?

— По данным Центрального диспетчерского управления (ЦДУ) ТЭК и Федеральной антимонопольной службы, отслеживающих значительно большее количество АЗС, рост розничных цен на АИ-92 за период с начала года по 24 декабря составил 7,8%, на АИ-95 — 7,6%.

— Как не допустить роста цен на бензин выше инфляции в следующем году, с учетом того что будет очередной этап налогового маневра? Были оценки, что цены на бензин могут вырасти на 2 руб. за литр.

— Снижение экспортной пошлины компенсируется обратным акцизом, это ранее принятое решение, и этот фактор не влияет на рост цен на бензин. На цены влияет рост затрат и акцизов. Для того чтобы нивелировать эти факторы, сейчас выработаны предложения о корректировке демпфирующего механизма, которые поддержаны председателем правительства Михаилом Мишустиным. В этом году индикативная цена (условная оптовая цена, от которой рассчитывается компенсация нефтяникам за то, что они не повышают розничные цены до уровня экспортной цены) была снижена на 1800 руб. и планировалось, что она восстановится на эту сумму с 1 января 2022 года. Это могло повлиять на розничные цены, поэтому от этого восстановления решено отказаться. В следующем году индикативная цена в формуле демпфера будет индексирована на 3% — ниже инфляции. В итоге индикативный уровень, от которого будут выплачиваться демпферные компенсации, будет ниже. К тому же будет повышен уровень компенсации с 68 до 83% от разницы между экспортной ценой (нетбэк) и индикативной ценой на бензин (остальное нефтяные компании берут на себя). Мы считаем, что это смягчит ситуацию с давлением на рост цен в рознице.

Мы также вышли с предложением увеличить долю продаж бензина на бирже с 11 до 12% и дизтоплива — с 7,5 до 8,5% [от производства].

Помимо этого, будет вестись работа в ручном режиме с нефтяными компаниями по обеспечению необходимого объема торгов на бирже, согласованию планов-графиков ремонтов НПЗ, чтобы не было дефицита топлива, и по обеспечению запасов. В общем, принят целый комплекс мер.

— Эти меры по изменению демпфера и нормативам продаж нефтепродуктов на бирже заработают уже с 1 января 2022 года?

— С момента выхода нормативных актов. Сейчас они готовятся.

— Угольная генерация в России будет снижаться в рамках энергоперехода?

— Да, она будет снижаться тоже естественным путем. Мы не планируем специально закрывать угольные электростанции. Один путь — модернизация станций и переход на газ, как, например, недавно произошло в Воркуте. Второй путь — окончание срока эксплуатации. Некоторые станции работают уже 60 лет, они просто могут выводиться из эксплуатации. У нас нет запрета на строительство новых угольных электростанций. Например, такие блоки будут построены в рамках электрификации БАМа и Транссиба.